Троянский конь из Франции

Вчерашнее телеобращение французского президента не стоит воспринимать в качестве свидетельства превращения Евросоюза под началом Франции в самостоятельного первоклассного геополитического игрока. Равно как не следует воспринимать его как свидетельство готовности Франции к военной конфронтации с Россией на Украине. Для такой конфронтации у Франции давно нет возможностей.

Дело не только в малочисленности французских cухопутных войск (l’Armée de terre) – всего 77 тысяч человек, из которых непосредственно в боевых действиях могут участвовать в лучшем случае 40 тысяч – но и в логистике, и в общей неспособности французского ВПК осилить войну высокой интенсивности.

Достаточно вспомнить, что во время операции «Баркан» в Мали в 2014–2022 гг. французам приходилось пользоваться не только американскими военнотранспортными самолётами, но и даже фрахтовать украинские (а в какой-то момент и российские) Ан-124, ввиду недостаточности собственной военно-транспортной авиации. По свидетельству Жана-Мари Фожера (Jean-Marie Faugère), французского пятизвездного генерала в отставке, на данный момент Франция может отправить на Украину одну бригаду (6–7 тысяч человек), а через два года – одну дивизию (24 тысячи человек). Об уровне обеспеченности этих войск боеприпасами свидетельствуюет, в частности, тот факт, что уже на второй день бомбардировок Ливии в 2011 г., Франции пришлось обратиться с США дабы восполнить быстро истощившиеся скудные запасы ракет.

Франция всё ещё является одной из четырёх стран в мире, которая производит всю линейку вооружений. Однако этот завидный статус можно признать за ней только с большой натяжкой: те же полупроводники военного назначения страна импортирует, равно как импортирует она с некоторых пор даже автоматы, которыми вооружены французские войска. Большая часть французских систем вооружений остаётся на уровне опытных образцов и малых серий, так что сами французские комментаторы называют свою армию “armée echantillionesque” – представляющую собой некий высокотехнологический фасад, за которым нет резерва ни в плане вооружений, ни в плане амуниции, ни в плане личного и командного состава. Сколько-нибудь скорое увеличение численности французской армии представляется не более реалистичной задачей, чем резкое наращивание производства вооружений, ибо на подготовку офицеров среднего и высшего командного звена уходят десятилетия.

Положение британской и немецкой армий во всех этих отношениях если и отличается от французской, то только в худшую сторону.

Вот почему упорно муссируемая Макроном и Стармером тема европейских «миротворцев» на Украине преследуют одну единственную цель – втянуть Соединённые Штаты в обеспечение тех самых «гарантий безопасности» Украины, которые сами по себе Франция и Великобритания предоставить ей не могут. Смысл посылки французских и прочих европейских войск на Украину в том, чтобы США оказались вынуждены их защищать после того, как Трамп отказался защищать саму Украину.  Западноевропейские лидеры стремятся в перспективе вынудить Трампа (или его преемника на посту американского президента) предоставить «гарантии безопасности» если не самой Украине напрямую, то хотя бы находящимся на её территории европейским «миротворцам».

Причём сама слабость и неадекватность предполагаемого англо-французского контингента – и одновременно статус этих стран как американских союзников по НАТО – сделают такие американские гарантии безопасности для европейских «миротворцев» необходимыми как с военно-стратегической, так и с морально-политической точки зрения. А это в свою очередь обеспечит фактическую (если и не формальную) интеграцию Украины в НАТО.

Вот почему предлагаемых французским президентом «миротворцев» на Украине можно сравнить со знаменитым троянским конём – в том смысле, что он должен привести за собой основное (американское) войско.

Причём изобрётший его хитроумный Одиссей-Макрон пытается в данном случае обмануть сразу и «греков» (то есть администрацию Трампа) и «троянцев» (то есть российское руководство).

Подобные действия со стороны Макрона и его британского коллеги не являеются беспрецедентными. Они продолжают действия их более знаменитых предшественников уже в период Второй мировой войны и в послевоенные десятилетия. Вспомним, что с самого начала своего премьерства в мае 1940 г. Уинстон Черчилль предпринимал все возможные усилия для того, чтобы втянуть США в конфликт с Германией. Когда это произошло, он стремился играть роль военно-стратегического «жокея» направляющего американского боевого жеребца наиболее выгодным с точки зрения британских имперских интересов образом – сначала в Северную Африку, затем в Италию, а затем на Бакланы (от последнего, правда, пришлось отказаться в пользу высадки в Нормандии). Утратив же премьерское кресло вскоре после разгрома гитлеровской Германии, Черчилль сыграл знаковую роль в общем коллективном усилии западноевропейских элит заставить Соединённые Штаты «остаться» в Западной Европе, дабы предотвратить её возможную коммунизацию. Это усилие стало далеко не последним фактором начала холодной войны.

Действия Черчилля иллюстрируют первые этапы того исторического процесса перерождения западноевропейских элит, который в конце концов произвёл Макрона, Стармера и многих других современных европейских глав государств и правительств.

Хотя в сравнении с Макроном Черчилль может восприниматься совершенным титаном, и тот и другой явяляются примерами одного и того же явления. Оба они представляют собой государственных деятелей стран средних размеров, пытающихся играть первостатейную роль за счет манипулирования внешней политикой первоклассной (в военном и/или экономическом смысле) державы. В 1960-е гг. то же самое делал Шарль де Голль пытаясь обратить Францию во внешнеполитического «жокея», погоняющего западногерманской экономической лошадкой в рамках «общего рынка». Специфика современной ситуации в том, что в роли геополитического карлика, стремящегося забраться на плечи к гиганту, чтобы им управлять, выступает не та или иная отдельно взятая западноевропейская страна, а руководство Евросоюза в целом.

Эти западноевропейские хитрости заставляют задуматься о смысле наметившейся в последние недели «нормализации» российско-американских отношений, и о том, что она способна, а чего не способна принести России. Ни в коей мере не ставя под сомнение полезность начавшегося диалога Москвы и Вашингтона, представляется всё же важным правильно определить субъекта намечающейся «сделки». Таковым является сам президент Трамп и его администрация, возможно, действительно заинтересованные в прекращении конфликта. Однако вряд ли стоит принимать эту заинтересованность за свидетельство коренного изменения в коллективной психологии американского политического истеблишмента и его внешнеполитического поведения (о принципиальном отличии американской и российской внешнеполитической культуры у меня уже была возможность порассуждать на сайте «России в глобальной политике»). Лишь время покажет, является ли президентство Трампа началом долгосрочной «смены парадигм» в америакнской внешней политике, и началом возвращения от преобладавшего почти столетие либерального интервенционизма к «изоляционизму» XIX века или же оно останется лишь всплеском на глобалистской глади Евроатлантики.

Другими словами, было бы большой ошибкой полагать, что сколь-нибудь приемлемая для Москвы договорённость с Вашингтоном «свяжет» не только Трампа и его администрацию, но и его преемника, а также европейских союзников по НАТО. Последние, выступая большими атлантистами, чем сам нынешний американский президент, сделают всё возможное для того, чтобы купировать изоляциоляционистскую «аберрацию» Трампа, и вернуть если не его самого, то уж точно его преемника к привычной роли «защитника» Европы от «российской угрозы». Европейские «миротворцы» на Украине являются ключевым элементом этой стратегии, а потому представляется принципиально важным для Москвы исключить саму возможность их появления на украинской территории из намечающегося соглашения.

Автор: Виктор Таки, преподаватель департамента истории Университета Конкордия в Эдмонтоне (Канада).