2025/04/17 - Похоронные истории

Не о чем писать в дневник. Ну да, я съездил на три дня в Пизу повидать друзей. «Однажды, пользуясь моментом, поехал в Пизу к инагентам...» Сутки добирался всякими поездами, автобусами, лоукостерами, сутки обратно. Но не фоточки же вам теперь постить, как поддерживаю ладошками пизанскую башню, чтоб не падала? Честно говоря, последнее время у меня развилась аллергия на пляжные фотки. Ну а как иначе-то? Открываешь с утра новости — там как обычно, сами знаете, кровь, кишки. В одной стране ракета взорвала детскую площадку с детьми. В другой — сбитый беспилотник сжег дом с пенсионерками. В третьей — сумасшедший Трамп объявляет войну деньгам, газетам и пароходам, и тут же отменяет, и всё никак не может решить, кем станет, когда вырастет... Затем открываешь ВК. А там какой-нибудь неизвестный тебе френд Иван Долбоклюев: «ВСЕМ ПРИВЕТ ИЗ ГОА!!! ВОТ 80 МОИХ ФОТОК В ТРУСАХ В ГАМАКЕ!!!» И конечно рука тянется Долбоклюева выкинуть из друзей. Потому что только это и может спасти от долбоклюевых: ВК убрал кнопку «не показывать в ленте», только отфренд. В общем, чтоб не быть долбоклюевым на пляже, напишу-ка я вам не о Пизе, а о чем-нибудь другом. Довоенном. И желательно кладбищенском. Чтоб в тон новостям эпохи. Три года назад мне довелось побывать на похоронах, о том две истории. РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ПОХОРОНЫ Умер известный московский профессор, которого я знал и уважал. И хоть я не родственник, но так получилось, что поехал на его похороны в глухую деревню, где он родился и провел детство в избушке, что окнами выходит на местное кладбище. На этом кладбище его и похоронили по местным обычаям: входили на кладбище по специально положенным еловым веткам, у каждого в процессии быть повязано на плече чистое полотенечко, и еще много местных обычаев и нюансов. Собралась родня городская и деревенская, начались поминки. Сказали добрые слова о профессоре, выпили. Сказали снова добрые слова, выпили. Сказали третий раз добрые слова, выпили, заговорили про будущий памятник на могиле, заспорили. Городские родственники за фото на памятнике, что ж за памятник без фото? Деревенские категорически против — фото нельзя, примета плохая. Заспорили и давай ссорится всерьез — уже угрозы пошли, кто как насильно керамическое фото все равно приклеит, а кто его назло сдерет... Чуть остыли, вышли на улицу, молчат, нервно курят. Может, — думаю, — как-то вежливо разрядить обстановку загадочных суеверий? Подхожу к главной деревенской старейшине, говорю: знаете, а у нас два месяца назад тоже мама умерла... В ответ слова сочувствия. Продолжаю: и знаете, мы так подумали, условности ведь не важны, верно? Важно, чтобы в семье был мир и добрая память, правильно? И вот как мы делаем: распечатали ее красивый портрет, где ей двадцать лет, она любила ту фотографию, и дома каждый вечер вместе зажигаем перед портретом свечку... В ответ — заинтересованность. Ой, как это правильно! — отвечает деревенская родственница. — Это вы очень правильно делаете, так и надо, свечку! Ну, — думаю облегченно, — кажется удалось смягчить ситуацию. А она продолжает: но ещё обязательно нужно блюдечко с водой ставить! Блюдечко? — говорю растерянно, — а блюдечко зачем? Деревенская родственница наклоняется к моему уху и звенящим шепотом доверительно: ОНА ЖЕ ПИТЬ ПРИХОДИТ! ЕВРЕЙСКИЕ НАРОДНЫЕ ПОХОРОНЫ Маму хоронили, как она завещала: без гостей, без поминок, застолья и бессмысленного сорения деньгами. Только самые близкие люди, только чистый траур и аскетизм. Приезжаем с сестрой и отцом на кладбище, ставим урну в ячейку. Поставили. Стоим, молчим. Может, — говорит сестра, — прочесть какую-то еврейскую молитву? Точно! — говорю. — Мама ведь уважала еврейские обычаи! Молитв мы не знаем. Но вынимаем мобильник, быстро гуглим каноническую погребальную молитву. Читает сестра, в транслитерации — она когда-то чуть учила иврит, и хоть смысл древних молитв перевести не может, но по крайней мере правильно читает, не запинаясь. Звучат в тишине над кладбищем торжественные «борух ата адонай элохейну» древнего языка — понятно, обращения к Б-гу со словами скорби и мольбой позаботиться о душе. Молитва закончилась, произнесли хором «амен». Стоим, молчим, собираемся уходить. И мы бы ушли. Но тут мне приходит в голову идея: а давайте я теперь перевод на русском прочту! Ой, да надо ли? — говорят отец с Маргаритой. Надо! — говорю. — Пусть прозвучит на русском тоже, хоть понятно будет! Сказано — сделано. Быстро гуглим перевод этой молитвы, я начинаю читать на русском. Тут всё понятно, всё как предполагали: типа, да восславится имя Твоё, прими в своё царствие да упокой душу, да обретет она покой в вечности вместе с душами праведников, и да будет на то воля Твоя, запятая, ну а я уж со своей стороны обещаю и клянусь, — продолжаю я торжественно декламировать текст молитвы с мобильника и остановиться уже не могу, — пожертвовать солидную сумму в местную еврейскую общину, и да будет так, аминь! Аминь... — растерянно повторяют отец с сестрой. Ничоссе молитва! — говорит сестра. — Я и не знала, что она заканчивается таким разводиловом. Ты же не будешь, надеюсь, жертвовать кому-то солидную сумму, у нас и так с деньгами не густо? Ага, — отвечаю, — я конечно не верующий, но, на минуточку, только что дал клятву лично Б-гу на могиле матери! Какие у меня теперь варианты-то? Пришлось пожертвовать. Уверен, мама бы посмеялась от души над этой ситуацией.