Милитаризация Европы: желание есть, возможности ограничены
Что Европа должна предпринять, чтобы в сжатые сроки добиться качественной милитаризации? Может ли Украина с её богатым опытом современных боевых действий стать общеевропейским флагманом в этой сфере? Как поведут себя американцы в случае начала европейской войны? Об этом Фёдору Лукьянову рассказал Максим Шеповаленко, заместитель директора Центра анализа стратегий и технологий, в интервью для «Международного обозрения». […]
Что Европа должна предпринять, чтобы в сжатые сроки добиться качественной милитаризации? Может ли Украина с её богатым опытом современных боевых действий стать общеевропейским флагманом в этой сфере? Как поведут себя американцы в случае начала европейской войны? Об этом Фёдору Лукьянову рассказал Максим Шеповаленко, заместитель директора Центра анализа стратегий и технологий, в интервью для «Международного обозрения».
Фёдор Лукьянов: Давайте представим себе, что намерение Европы встать на военные рельсы реализуемо. Что для этого нужно сделать?
Максим Шеповаленко: Для начала нужно вспомнить, что такое «милитаризация». Это слово немножко подзатёрлось и не часто употребляется в узком профессиональном контексте. Это целый комплекс мероприятий, которые проводят государства и общества с целью подготовки к ведению масштабных военных конфликтов. У этого процесса есть как минимум четыре аспекта: политический, экономический, социальный и военный.
Если говорить о внешней политике, это курс на экспансионизм, реваншизм, ирредентизм; во внутренней политике – это свёртывание демократических свобод; в экономике – опережающий рост продукции военного и двойного назначения (по известному принципу – пушки вместо масла); в социальной сфере – доминирование милитаристского, экспансионистского, реваншистского нарратива в средствах массовой информации и в социальных сетях; в военном контексте – это реформирование военной организации государства и общества с целью его подготовки к предстоящему вооружённому конфликту, что включает в себя формирование ударных группировок вооружённых сил и отрабатывание ими потенциальных задач. В той или иной степени мы можем допустить, что эти мероприятия будут отрабатываться европейцами, если они возьмут курс на милитаризацию.
Фёдор Лукьянов: То, что вы описали, им придётся начинать почти с нуля.
Максим Шеповаленко: Безусловно. Это длительный процесс, отнимающий большие человеческие и материальные ресурсы. Я с трудом представляю, как у европейцев это может получиться. Во всех перечисленных аспектах мы не видим сколько-нибудь значимых успехов и достижений.
Если взять политику, то курс на милитаризацию встречает сопротивление в гражданском обществе. В экономике попытки масштабировать производство уже существующей военной техники и вооружения натыкаются на объективные сложности. В социальной жизни действительно торжествует милитаристский нарратив, но, мне кажется, что в самом обществе он не находит такого отклика, на который рассчитывают его организаторы. В чисто военной сфере мы не видим пока резкого роста численности вооружённых сил, оснащения их принципиально новой техникой и вооружениями. Всё, что реализуется, носит весьма ограниченный масштаб.
Фёдор Лукьянов: Есть опыт, который неоднократно описывали, – это Европа после Первой мировой войны, когда тоже произошла резкая демобилизация, в том числе сознания. В Великобритании и во Франции спохватились довольно поздно, в середине 1930-х гг., но потом всё пошло довольно быстро.
Максим Шеповаленко: Соглашусь, но это было время не профессиональных армий, а призывных. По окончании холодной войны вооружённые силы большинства развитых государств перешли на контрактный принцип комплектования.
Это всё-таки несколько иная мотивация. В контрактной армии и обществе потребления хорошо служить в мирное, а не военное время. Для того, чтобы сделать рывок, европейцам придётся резко нарастить производственную базу, к чему нет предпосылок.
В их научно-производственной кооперации участвуют либо американцы, либо японцы, либо представители других развитых в военно-техническом отношении государств. Я бы сказал, что желание есть, но возможности весьма ограниченны. Точно так же и с мотивацией людей, поступающих на военную службу.
Фёдор Лукьянов: Если суммировать, то, как это было в 1930-е гг., нужен настоящий мощный страх, который толкнёт все четыре аспекта.
Максим Шеповаленко: Думаю, чтобы реально подтолкнуть к перелому в общественном сознании, нужна либо какая-то грандиозная провокация, либо реальная угроза, которую Россия на самом деле не представляет.
Фёдор Лукьянов: Давайте представим себе одну гипотетическую ситуацию. Украина – страна с богатым опытом ведения современной войны конкретно против нас и с пониманием, что для этого нужно. Представим себе, что её в каком-то виде принимают в Европейский союз или она становится аффилиированной. Она не может оказаться общеевропейским флагманом по этому направлению?
Максим Шеповаленко: Я бы сказал, что флагманом она не станет. В значительной степени и экономический, и военный, и демографический потенциал страны подорван. Если допустить интеграцию Украины в западные структуры (Европейский союз, НАТО), думаю, она в лучшем случае будет выступать в роли консультанта, но не флагмана.
Фёдор Лукьянов: Довольно квалифицированный получается консультант.
Максим Шеповаленко: Украина, безусловно, имеет опыт современных военных действий, но опыт специфический, потому что никакая кампания полностью не повторяется в последующем. Самое главное, территория страны полностью простреливается современным ракетным оружием. Демографические ресурсы подорваны, в экономическом и военном плане страна на грани. Я слабо представляю себе лидирующую роль Украины в этом процессе, но она может выступать как некий центр экспертизы.
Фёдор Лукьянов: Последняя гипотеза. Если каким-то образом удастся раскачать европейский милитаризм, можем ли мы себе представить ситуацию, что начинается или готовится европейская война, Соединённые Штаты смотрят и поощряют, но не участвуют, а говорят: «Это ваши дела, вы и разбирайтесь»?
Максим Шеповаленко: Это очень теоретическая ситуация. Я сильно сомневаюсь, что, во-первых, американцы смогут воздержаться от участия в конфликте; во-вторых, если даже представить, что НАТО пытается развязать вооружённый конфликт без США, то очень скоро всё перейдёт в ядерную фазу, и мало не покажется никому.
Фёдор Лукьянов: Макрон говорит, что у них, если что, и своё ядерное оружие, и сдерживание.
Максим Шеповаленко: Люди перестали бояться. Чем дальше от 1945 г., тем меньше политиков понимает, что такое настоящая война. В России и на Украине это понимают, а на Западе, похоже, не очень. Нужно чаще демонстрировать без ограничений то, что происходит на линии боевого соприкосновения. Это отрезвляет.
