Исцелися сам!

Н. ВАСИЛЕНКО: Сегодня я попросил разрешения у Алексея прочитать название нашей темы голосом Володарского, потому что всё это мне напоминает какую-то такую мыльную оперу начала девяностых, итак, внимание: «Исцелися сам! Суд над адвокатом Пьером Жакку по обвинению в убийстве на почве ревности. Швейцария, 1960 год».

А. КУЗНЕЦОВ: В одной книжке, где описывается это дело, я встретил упоминание о том, что за последние несколько лет это было первое убийство в коммуне Женева — поэтому туда съедется всё вообще возможное полицейское и прилагающееся начальство, хотя поначалу не будет понятно, что в деле замешаны чрезвычайно важные лица.

Но давайте, собственно говоря, по порядку: итак, 1 мая, 1 мая 1958 года — дайте нам, Андрей, пожалуйста, карту, значит, это окрестности, окраина, по сути, города Женева, коммуна, которая называется Plan-les-Ouates, и это совсем небольшой вот такой вот кусочек, в то время, я посмотрел, в конце пятидесятых, в этой коммуне числилось чуть больше двух с половиной тысяч человек, две шестьсот, по-моему. Значит, это район не фешенебельный, это не женевская Рублёвка, но такой, вполне благополучный, там живут люди, у которых собственные домики, собственные небольшие земельные участки, с садиками, жизнь тихая, многие из этих людей такие, предпенсионного или пенсионного возраста — поэтому, в общем, ну, было очень странно, когда довольно поздно вечером, уже после одиннадцати часов, дежурный полицейский принял звонок от женщины, которая сказала, что по соседству, в соседнем доме произошло убийство, ни много ни мало.

Он начал её расспрашивать — она говорит: да что вы меня расспрашиваете, приезжайте, вот тут тело, значит, и всё прочее. Полицейский наряд выехал на место и обнаружил одно тело: мужчина за пятьдесят, на нём была одежда, пропитанная кровью, и, в общем, не нужно было быть медиком для того, чтобы определить, что дни его закончены, и кроме этого — там была обнаружена плачущая женщина, его уже вдова, значит, примерно такого же возраста с ранением плеча, огнестрельным.

И поскольку, как я уже сказал, это было абсолютно экстраординарное для этого времени и для этих краёв событие, то на место преступления постепенно прибыло всё, что вообще теоретически может прибыть: прибыл начальник полиции кантона Женева Кнехт, прибыл следственный судья — ну то есть мы уже не раз с Сергеем Бунтманом в наших передачах говорили: во французской системе, а Женева франкоязычный кантон, значит, это следователь, по сути следователь прокуратуры так называется, juge d’instruction, следственный судья — по фамилии Морио, и прибыл генеральный прокурор кантона Женева Шарль Корню, кроме этого, прибыл полицейский врач, в общем, все кто мог.

Н. ВАСИЛЕНКО: Извините, а на кой чёрт столько начальства в одном месте? Они ж все мешать будут следствию.

А. КУЗНЕЦОВ: Убийство! Убийство. Никит, вы ставите вопрос абсолютно правильно, если нас слушает кто-то из бывших или нынешних оперативных работников, они просто вот сейчас, думаю, что начнут целовать вас в экран, потому что да, это вечная беда: место преступления, значит, максимально важно максимально сохранить улики, и тут приехало начальство, начальство хочет, чтоб его сопровождали, начальство задаёт дурацкие вопросы, начальство отдаёт совершенно лишние, ненужные указания, в результате истекает драгоценное время, вот эти драгоценные два часа, когда наибольшая есть вероятность раскрыть преступление по горячим следам, как мы видим в данном случае — благополучная Женева совсем не исключение, всё то же самое. Но, как потом выяснится, вот конкретно в этом случае прибытие на место высокого начальства оказалось полезным — вот такой вот совершенно уникальный, можно сказать, случился момент.

Н. ВАСИЛЕНКО: Чудеса!

А. КУЗНЕЦОВ: Что обнаружил первый и поверхностный осмотр, значит — да, и что рассказала вот эта вот убитая горем женщина: она рассказала, что она вернулась где-то в районе одиннадцати или без чего-то одиннадцать — она вернулась с собрания религиозной организации. Вот с того самого момента в первой половине 16-го века, когда в Женеве восторжествовал кальвинизм — вот так оно и ведётся, что добрые, значит, пресвитерианки, вот они собираются по вечерам у кого-то из них, значит, занимаются каким-то рукоделием, ведут душеспасительные — чуть не сказал -щипательные беседы, в общем, такое вот — поскольку, как мы помним, протестантизм стоит на том, что работа и молитва, молитва и работа, да: это вот как раз очень такое, правильное занятие.

Вот она ездила на такое собрание, вернулась и буквально в момент, когда она вошла в дом, она услышала крики мужа, который звал на помощь, и услышала выстрелы, затем появилась тёмная мужская фигура с пистолетом, она бросилась от этого человека, он начал стрелять ей вслед: она не помнила, сколько выстрелов, но её ударило в плечо, значит, он её ранил, она выскочила в сад — он за ней не последовал и, судя по всему, он вернулся обратно в дом, потому что у него там ещё было дело. Значит, пока она добралась до соседа, пока она этого соседа выкликала, затем выяснилось, что калитка между её садом и соседским садом по ночному времени уже заперта, пока сосед, значит, нашёл ключи — в общем, прошло какое-то время, за которое она и жена соседа видели, что у ограды её сада прислонённый стоит велосипед.

Н. ВАСИЛЕНКО: Кстати, насчёт велосипеда — насколько я помню, довольно холмистая местность в Женеве и там сложно передвигаться, это нужно быть спортсменом.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, наверно, они имеют привычку — это, действительно, местность неровная, потому что это уже подножие, вот; и человек, некий человек сел на велосипед и уехал. А кто ещё живёт в доме? А в доме ещё живёт сын, сын — взрослый уже молодой человек, его зовут Андре, Андре Цумбах, семья Цумбах, он на работе: вот он должен вот-вот прийти, он работает на радио Женевы, работает — я так и не понял, то ли музыкальным продюсером, то ли звуко-, звукорежиссёром.

Н. ВАСИЛЕНКО: В любом случае коллега!

А. КУЗНЕЦОВ: Коллега. У него были эфиры, значит, он приехал. А дело в том, что именно в его комнате был обнаружен беспорядок, свидетельствующий о том, что, что там рылись и что-то искали. Вот, значит, полицейское начальство начинает с ним разговаривать — скажите, а у вашего отца были вообще враги? Он говорит — вообще врагов не было, отец тихий, спокойный человек, занимался тем, что торговал всякими сельскохозяйственными машинами, инструментами. Бизнес у него тихий, спокойный, не наркотики, слава богу.

Единственное, говорит — вот тут недавно был один инцидент: отец сдавал гараж, ему принадлежащий, сдавал его некоему человеку, и как-то раз, зайдя в этот гараж, он обнаружил там инструменты, а поскольку человек он был опытный во всём, что касается инструментов — он довольно легко определил, что эти инструменты вообще-то для взлома. И он этому человеку начал задавать вопросы: а, месье, что вы, собственно говоря, храните? Естественно, нарвался на ответное хамство и собирался поставить в известность полицию, но не успел поставить.

Значит, естественно, это зацепочка, это интересно, тем более что в Женеве как раз буквально последние недели произошло несколько крупных ограблений со взломом, и это всё наводило на мысли — а не попытались ли ему таким образом заткнуть рот. Ну хорошо, а у вас, месье, вот рылись же в вашей комнате, у вас врагов нет? И вот тут он практически без колебаний говорит: а у меня есть один враг. Это бывший любовник моей подруги. Вот он, значит, её изводит ревностью, вот он, значит, меня изводит ревностью по её поводу. А кто ваша подруга? А моя подруга некая Линда Бо, это моя коллега, она работает у нас на Женевском радио, она секретарь директора, давно работает. У нас её зовут Куколка — La Pupette. Поэтому во франкоязычной прессе потом это дело — ну такая пресса, которая побульварнее — его будут называть не «Affaire Jaccoud», дело Жакку, а «Affaire Poupette», дело Куколки. Понятно, это кликбейт такой, на него народ соберётся, конечно, гораздо быстрее, в гораздо большем количестве.

Вот это Линда, вот, значит, мы с ней иногда, там, обедать вместе ходим. Он подчёркивал: у меня с ней исключительно дружеские отношения. Да, она со мной ходила обедать, но она и с другими нашими сотрудниками ходила обедать, она вообще девушка открытая, общительная, дружелюбная.

Н. ВАСИЛЕНКО: Любит покушать…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну видимо да, вот. Значит, а не знаете ли вы, кто этот месье? — Знаю, Пьер Жакку. И вот здесь всем трём большим полицейским и прокурорским начальникам, присутствующим на месте преступления, становится не очень хорошо. Потому что двое очень хорошо знают Пьера Жакку, а третий вообще-то числится среди его друзей на протяжении очень длительного времени. Какой Пьер Жакку? Адвокат Пьер Жакку. В Женеве было не так много Пьеров Жакьёв, да еще и адвокатов, и, в общем, довольно быстро стало понятно, что речь идёт, да — о совершенно понятном и узнаваемом человеке. Андрей, дайте нам пожалуйста. Вот фотография, вот он изображен в своём рабочем кабинете, что о нём известно?

Н. ВАСИЛЕНКО: Довольно такой солидный респектабельный господин, судя по фотографии.

А. КУЗНЕЦОВ: Более чем. В «Википедии» другая фотография даётся — там он уже после того, как он вышел из тюрьмы, значительно старше. Там он вообще как две капли воды похож на поздние фотографии Зигмунда Фрейда. Я первый раз когда увидел, аж вздрогнул. Вот, поскольку дело вполне фрейдистское такое. Ну вот здесь он примерно того возраста, когда он оказался сначала подозреваемым, потом подсудимым.

Что о нём известно? Он адвокат во втором поколении. Его отец француз, в своё время эмигрировал из Савойи, недалеко, буквально через границу. Это Франция, там, в Альпах. И начинал с самых-самых низов, он начинал, вот то, что раньше называлось мальчиком в адвокатской конторе — подай, прими, пшёл вон. И постепенно вырос, получил образование, вырос в карьерном плане и в конечном итоге был владельцем собственной юридической фирмы, занимавшей на рынке такие хорошие, прочные профессиональные позиции. Тому же сына учил — трудолюбию, тому, что право требует постоянного изучения и совершенствования. Сын учился великолепно, учился, закончил школу, закончил университет, прекрасно сдал адвокатский экзамен, был принят в коллегию адвокатов, ну, точнее, получил звание адвоката, работал с отцом, помогал ему до самого последнего момента. У отца уже в старости была болезнь Паркинсона. Ему нужна была физическая помощь — он продолжал выступать в процессах, но его надо было доставить во Дворец Правосудия, открыть ему документы — сам он не мог, руки дрожали. Вот сын находился при нём неотлучно.

Где-то во время войны, по-моему, или сразу после, отец покинул этот мир и, соответственно, сын унаследовал его дело. Ну а, чтобы вы поняли калибр и масштаб этого человека, сейчас Андрей нам покажет диптих, состоящий из двух фотографий. Эти люди были его клиентами, и человека слева, возможно, кто-то из наших зрителей узнает, потому что в своё время, во второй половине шестидесятых — в начале семидесятых его фотографии регулярно появлялись, в том числе и в советской прессе.

Н. ВАСИЛЕНКО: М-м-м, философ?

А. КУЗНЕЦОВ: Нет, это Аристотель Онассис. Богатейший человек, второй муж Жаклин Кеннеди. Вот он, поскольку Жакку был адвокатом, который специализировался на коммерческих спорах, вот он, когда это касалось суда Женевы — довольно многие коммерческие споры решаются в Женевском арбитраже, в Женевском суде — вот Онассис прибегал к его помощи.

Что касается второго, то этот человек прекрасно был известен любителям светской хроники. Это знаменитый Али-хан, мультимиллионер, пакистанец, сын религиозного лидера шиитов, при этом сам человек абсолютно другого образа жизни: плейбой, спортсмен, жокей, по-моему, автогонщик. Неоднократно был женат, и вот, соответственно, второй, по-моему, его развод, с известной актрисой Ритой Хейворт — его, это дело вёл Пьер Жакку.

То есть вот такие люди у него были клиентами. Причём интересно, что Жакку был известен в профессиональных кругах как человек, который совершенно вот подходит к такого рода делам не как рвач. Он не заламывал какие-то безумные гонорары, он держался в этом плане достаточно скромно. Он, конечно, был богатым человеком, но вся его жизнь подчёркивала, что вот за лишний франк он не удавится. Кроме этого, он был невероятно общественно активен. Он входил в советы директоров, наблюдательные советы всего чего можно, в том числе и женевского радио, из-за чего и состоялось знакомство с Линдой Бо. Значит, он в какой-то благотворительности участвовал, он в политической деятельности участвовал, он всякие обеды-приёмы устраивал, он вроде бы планировал выдвигаться на пост кантонального министра юстиции.

То есть это был человек, ему 52 года на момент, когда начинается вся эта история — человек, который, в общем, постоянно на работе, работает дотемна, даже в летнее время. Человек, который постоянно на виду, что называется. Известно, что у него жена, с которой он, там, тысячу лет уже прожил, по имени Мирей Жакку, у них трое взрослых детей, сын и две дочери, которые тоже, там, такие образцовые молодые люди, учёба, спорт, всё как положено, христианство. И тут такой, извините меня, quel scandale.

Н. ВАСИЛЕНКО: Ну, всё равно, извините меня, какой француз без любовницы, конечно, никакого криминала, но всё-таки напрашивалось.

А. КУЗНЕЦОВ: Никита, но как раз дело в том, что помните, как говорил адвокат, которого играл Абдулов, в «Тот самый Мюнхгаузен»? «Хочешь иметь любовницу — пожалуйста. Сейчас все имеют любовниц. Но нельзя же на них жениться, это аморально!». Так вот, в строгой протестантской Женеве негласно — да, имей любовницу, пожалуйста, но если это станет поводом для скандала, вот тут все, так сказать, ханжи мира соберутся посмотреть на развитие событий.

И надо сказать, что вот эти трое хорошо, прекрасно знавшие Жакку, причём знавшие именно в том варианте, который я сейчас описал, они говорят: нет, ну это невозможно, ерунда какая-то. Хорошо, а вы когда с ним встречались? — это они продолжают допрос Андре. Он говорит: один раз. Он примчался, вызвал меня, примчался к дому на машине, вызвал меня из дома, вытребовал. Мы с ним сидели в машине, разговаривали, он меня расспрашивал, какие у меня отношения с Линдой Бо, собираюсь ли я на ней жениться, был очень возбуждён. Я сказал, что жениться не собираюсь, что у меня есть невеста, что… Но он все равно был такой, в общем, агрессивно-возбуждённый. А другой раз он приехал к дому. Причём я её знаю, что она была с ним машине и оказалась практически заложницей в этой ситуации. Практически заполночь. Сигналил, требовал, чтобы я вышел — я не вышел. Он там некоторое время бесчинствовал, потом наконец уехал.

Всё это, мягко говоря, совершенно не вязалось с образом почтенного адвоката, члена наблюдательных советов, главы семейства. Его, к счастью, в этот момент нет в Женеве. Он где-то в Амстердаме, в Стокгольме, там какие-то адвокатские проходят симпозиумы. Ну что делать, придётся идти к Линде Бо — пришли к Линде Бо. Да, вот и ещё. А чего он от вас хотел? — Я, — говорит, — не очень знаю, что он от меня хотел, я не понимаю. Я на неё не претендовал совершенно. Но он совершенно слетел с нарезки. Например, он писал анонимные письма, в которых всячески её чернил, говорит. Ну письма, правда, написаны не его рукой, похоже, женской, подписаны другим именем, но я не сомневаюсь, что они от него. А один раз — я вот вам покажу… Да! — А что он мог искать в вашем шкафу? — Он мог искать компрометирующие его документы. — Какие? — Сейчас я вам покажу, — он полез куда-то под стопку белья, достаёт оттуда конверт, достаёт оттуда несколько фотографий. На фотографиях изображена молодая женщина, на которой из одежды туфли на высоком каблуке. — А это вот Линда Бо. — А кто снимал? — А он снимал. Он как-то в гостиничном номере заставил её раздеться, она отказывалась, он на неё наставил пистолет, она была вынуждена подчиниться, вот он сделал такие снимки. — А зачем? — А он их мне прислал, чтобы я от неё, значит, отцепился.

Поехали к Линде Бо. Линда Бо: Вы знаете такого-то? — Знаю. — Как давно знаете? — Больше 10 лет, не больше, ровно 10 лет. Как мы познакомились? В сорок восьмом году был большой приём. Значит, у нас на радио были гости, все члены наблюдательного совета. И так получилось, что моё место оказалось рядом с его местом, до этого мы знакомы не были. Значит, началась, завязалась беседа, я показалась ему интересной. Я всячески тоже старалась, там, выглядеть, значит, умной, обаятельной, всякой прочей. Он меня подвозил домой, напрашивался в гости, потом предложил куда-нибудь отвезти, рестораны были закрыты, мы поехали на озеро, любовались на луну. В общем, долго ли, коротко ли — в её изложении история выглядела следующим образом.

Дайте нам, Андрей, пожалуйста, фотографию. Вы увидите, ну не знаю, на вкус и цвет все фломастеры разные — не красавицу. Это экранка, то есть плохого качества фотография, снятая уже после процесса. То есть здесь она года на три старше и на много лет по психологическому опыту, потому что ей, конечно, пришлось многое перенести за эти три года, по сравнению с пятьдесят восьмым годом, когда её допрашивают. Это взято из документального фильма, который снял один швейцарский журналист, где она достаточно откровенно рассказывает свою историю.

Если как следовало из её слов, это была любовь. Причём с обеих сторон. Она никогда от него не требовала ни дорогих подарков, ни чтобы он на ней женился. Он готов был с неё пылинки сдувать. Сам иногда заговаривал там о том, что вот у них будущее впереди, надо только немножко потерпеть, вот дети подрастут, ну, что обычно мужчины в этих ситуациях, наверное, всегда говорят. Но самое главное — что он постоянно боялся. Для их встреч он снял квартирку, причём очень плохенькую, полиция там потом обыск делала — на них произвело сильное впечатление. Да, хороший район, Plainpalais, но однокомнатная квартирка, как-то убого обставленная, такая, в общем, явно не из разряда дорогих.

Н. ВАСИЛЕНКО: Конспирация!

А. КУЗНЕЦОВ: А до этого с ним встречались в каких-то дешёвых второсортных отелях. В ресторане он всегда постоянно крутил головой на 360 градусов, боялся, что кто-то из знакомых войдёт. Более или менее они отдыхали, когда они на короткое время (на долгое он не мог себе позволить) уезжали куда-нибудь отдохнуть за границу. И то он постоянно был в напряжении, не дай бог кто-нибудь из Женевы тоже тут что-то окажется, и он…

В общем, долго ли, коротко ли, по её словам, эта история ей поднадоела. Плюс он стал проявлять всё больше более такую вот уже агрессивную ревность. И в какой-то момент, где-то за полтора года до описываемых событий, он пришёл и сказал: всё, я поговорил с женой, вот, пожалуйста, — протянул, там, проект бракоразводного дела, бракоразводного контракта, соглашения: вот, мы разводимся… А она ему сказала: знаешь, а в этом нет необходимости, я за тебя замуж не выйду. Ей к этому времени было уже 30 с хвостиком, она, по-моему, на 16 лет его моложе. Ну и в конечном итоге, в общем, у неё закончилось то, что называется — чувство, а у него, похоже, оно не то чтобы закончилось, а как-то переродилось.

Н. ВАСИЛЕНКО: В какую-то маниакальную составляющую.

А. КУЗНЕЦОВ: Знаете, как бывает, что там, скажем, культурное дерево, там, яблоня, например, лишённое должного ухода, превращается в дичка. Вот похоже, что его любовь, вот она стала какой-то такой навязчиво-агрессивно-маниакальной. Потом она встречалась с Андре — да, она тоже утверждала, что у них ничего не было. В общем, практически всем было понятно, что что-то у них было. Но явно совершенно ни он не подавал ей никаких надежд на… Он помоложе её на несколько лет. Он такой красавчик, так сказать, сердцеед и всё прочее. То есть она явно совершенно понимала, что для неё это просто — ну, таблетка от одиночества, да и для него это просто развлечение, плюс ему лестно, что такая популярная на радиостанции девушка, значит, его дарит своим вниманием.

Одним словом, как утверждала мадемуазель, у Жакку не было оснований ревновать Андре к ней, потому что он последние пару месяцев знал, что они с Андре уже расстались. У неё другой мужчина, сотрудник женевского, значит, офиса Организации Объединенных Наций, я уж не знаю, швейцарец или иностранец, дипломат или нет, но кто-то работающий, какой-то ооновский чиновник. И вроде как это перспектива и всё прочее то есть. А вот по отношению к этому ооновскому чиновнику Жакку вроде не проявлял никаких особенно сильных чувств. Наверное, нам здесь надо сделать паузу.

Реклама

Н. ВАСИЛЕНКО: Мы возвращаемся Швейцарию и да, это такое запутанное дело, и мы пока всё ещё не узнали, где же подозреваемый, когда он окажется в руках полиции.

А. КУЗНЕЦОВ: А подозреваемый возвращается из своего Стокгольма, а полиция с унынием приходит к выводу, что ну никак не получится не задать ему, как говорят в детективных фильмах, пару вопросов. Приходит к нему вот этот следственный судья, приходит генеральный прокурор, вот так и так. Такую-то знаете? — Знаю. Что-то он как-то, какие-то линии обороны он даже выстраивать не стал, что-то он отдал сразу: да, мы были любовниками, да, это началось в сорок восьмом году. По-моему, он, в общем, особенно не запирался насчёт того, что он сделал её фотографии в обнажённом виде. Утверждая, что, вот, да, знаете, седина в бороду, бес в ребро. Вот, бог попутал.

Постановление об обыске. Обыск в квартире, обыск на вилле. И начинают находиться совсем нехорошие вещи. Что именно? Во-первых, обнаружено его пальто. Очень дорогое, очень хорошего качества, известной марки пальто. Мало ношенное, которое сложено и упаковано уже в пакет и лежит в кладовке с написанным на пакете адресом швейцарскому Красному кресту. А это что такое, спрашивают жену. За пальто в приличном швейцарском протестантском доме спрашивают с жены. Она говорит: а муж что-то вот сказал, чтобы я это куда-нибудь отдала, это пальто — ну я и решила в благотворительность, в швейцарский Красный крест, я его… Достали пальто — у пальто не хватает нижней пуговицы. А дело в том, что полицейские, вот прямо сразу по прибытии на место преступления, прямо у входа в дом, на улице, обнаружили пуговицу, оторванную, что называется, с мясом, нитки торчали из неё. На экспертизу когда отдадут, то экспертиза не сможет сказать — да, это пуговица от этого пальто, но она такая же, как другие пуговицы от этого пальто.

Н. ВАСИЛЕНКО: Ну опять же, этот человек много раз бывал рядом с домом, и…

А. КУЗНЕЦОВ: Бывал.

Н. ВАСИЛЕНКО: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Никит, но это Женева. Если бы это был бы какой-нибудь — ну трущобный район не скажу, там пуговица от хорошего пальто долго не пролежит, но если бы это был какой-нибудь портовый город и так далее, там пуговица может несколько недель лежать, и все по ней только ходить будут. Вы же знаете, как швейцарцы убираются перед своими домами. Как там чисто настолько, что плюнуть хочется, да, вот, так сказать, есть?

Н. ВАСИЛЕНКО: Правда, правда.

А. КУЗНЕЦОВ: Есть такая физиологическая реакция у организма. Пуговицу исследовали на наличие пыли — не было пыли. То есть, если бы она лежала несколько дней на улице, на ней бы, конечно, частицы пыли появились. Пуговица, похоже, свеженькая, появилась незадолго до. И вот здесь мы вступаем на ту почву, которой, собственно, и посвящена передача. Да? Не у всякой нашей передачи, но мы стараемся, чтобы у передачи была некая сверхтема, сверхзадача. Вот сегодня разговор о прямых и косвенных уликах.

Доказательства квалифицируют самыми разными способами, множество этих способов есть, но один из самых распространённых — это деление на прямые и косвенные доказательства. Прямые — это те, которые непосредственно подводят данного человека к данному преступлению. Если около тела лежит пистолет, доказано баллистической экспертизой, что пуля в теле выпущена из этого пистолета, на стволе свежие следы выстрела, а на рукоятке пистолета отпечатки пальцев другого человека — это прямое доказательство. Оно непосредственно его связывает с убийством.

А вот пуговица, то ли от этого пальто, то ли очень похожая пуговица, то ли недавно лежащая, скорее всего, но в принципе сколько лежащая, мы не знаем — это не прямое доказательство. Это даже не доказательство того, что он там был, хотя это наводит на мысли, что он там был. Но опять же, когда?

Н. ВАСИЛЕНКО: А, извините, маленькое отступление, его поездка Амстердам-Стокгольм — это не алиби?

А. КУЗНЕЦОВ: Так нет, а он уехал после.

Н. ВАСИЛЕНКО: Хм.

А. КУЗНЕЦОВ: Его жену спросили, а где ваш муж был 1 мая? Тем более, что она 1 мая хорошо запомнила, она 1 мая нарушила какие-то правила, ей штраф пришлось платить. И вот это связало всё. Она сказала, что он — ну это часто бывало, это не редкий случай — что он явился домой очень поздно, в половине двенадцатого. Предупредил, что у него на работе какое-то вечернее совещание. Проверили — наврал. Ну, наврал вроде бы достаточно безобидно. Совещания у него не было, но по показаниям одного из служащих его конторы он всё это время, до 11 с чем-то, находился в конторе, сидел в кабинете. А он мог выйти на полчаса? Ну теоретически мог, — сказал служащий, — да, был период, когда я его там не видел где-то около получаса.

Ещё одно косвенное: у месье Жакку был велосипед, на котором он сто лет не ездил. В Швейцарии уже в то время велосипеды — транспортное средство. Ежели вы хотите на нём ездить, надо возобновлять регистрацию и надо проходить техосмотр. За несколько дней до 1 мая мэтр возобновил регистрацию, прошёл техосмотр, и его велосипед стал опять действительным велосипедом кантона Женевы.

В доме нашли то, что могло быть, теоретически, орудием убийства. Покажите нам, Андрей, пожалуйста, очень красивый восточный кинжал. Это не тот же, это тип оружия. Это так называемый марокканский кинжал. Вот у них такая форма лезвия, такая, как правило форма рукоятки, такая, довольно причудливая форма ножен, с таким загибом большим, чем у кончика лезвия. Отдали на экспертизу. Дело в том, что когда повязали вот эту банду грабителей — а выяснилось, что это действительно гараж-то арендовала банда грабителей, основу которой составляли бывшие сержанты Иностранного легиона — то у них нашли целый арсенал и огнестрельного, и холодного оружия. Но ни один предмет не подходил под орудие убийства. А дело в том, что в теле было обнаружено и вокруг него некоторое количество пуль калибра 6,35, и кроме того, в теле было несколько колотых ран, нанесённых узким неким лезвием. Очень похожих на вот этот самый марокканский кинжал.

Отправили на экспертизу. Экспертиза сказала следующее… да, пальто отправили на экспертизу, костюм, который тоже предполагался к отправке в благотворительное учреждение, хотя тоже выглядел ещё вполне себе замечательно. Значит, на костюме и на пальто нашли брызги крови. Причём костюм после 1 мая сдали в химчистку. И тем не менее были найдены пятна, которые когда-то были брызгами крови. К этому времени уже полвека как умели определять, человеческая ли кровь. Кровь человеческая, определили группу крови, но вот незадача: и у убитого, и у Пьера Жакку была одна и та же группа крови. А определить принадлежность крови к конкретному человеку пока ещё было невозможно.

Н. ВАСИЛЕНКО: Это ДНК-тест получается, или как это?

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. То есть здесь встали в тупик. На кинжале обнаружены следы крови, причём такие, что явно совершенно: кровь, смешанная с водой, затекала во всякие узости и щёлочки, когда кинжал отмывали. А на кончике обнаружены клетки того, что гематолог, которого привлекли к производству экспертизы, определил как клетки печени.

Н. ВАСИЛЕНКО: Печени человеческой?

А. КУЗНЕЦОВ: А вот этого определить не смогли.

Н. ВАСИЛЕНКО: Угу.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот, в случае с печенью, видимо, клеток было очень мало, под микроскопом образец разглядеть смогли. У клеток печени, в отличие от клеток крови, ядра значительно крупнее, в два-три раза.

Н. ВАСИЛЕНКО: А тогда, извините, возвращаясь чуть назад — колотые раны в теле были как раз в районе печени?

А. КУЗНЕЦОВ: Одна из них, да, могла вполне задеть, собственно задела печень. Но тут не смогли определить ни группу, ни даже то, человеческая ли это печень. Вот это всё косвенные, косвенные, косвенные… На карманах костюма, в брюках — порез. И там же некоторое количество капель крови бывших. Такое впечатление, что убийца окровавленный кинжал сунул сначала в карман, тот проделал там дырку, а потом переложил куда-то ещё. Допросы свидетелей… Провели опознание, и вдова убитого Цумбаха не определила Пьера Жакку, вместо него как на потенциального убийцу она указала на подставного, на полицейского. Вдова и соседка разошлись в описании цвета велосипеда: соседка утверждала, что он серого цвета, вдова — что он чёрного цвета.

Н. ВАСИЛЕНКО: Но уже было темно, насколько мы помним, поэтому…

А. КУЗНЕЦОВ: Было темно, да. Велосипед был чёрного цвета, но вот соседка увидела велосипед серого. Правда, было кое-что ещё, что тоже наводило на мысль, что месье Жакку пытается путать следы. Он из Стокгольма вернулся другого цвета: у него были тёмно-каштановые волосы, а тут он приехал очень светлым, почти блондином, и всем друзьям, которые на него изумлённо таращились, он объяснял, что это дурак-парикмахер в отеле. Вот он пошёл, значит, подровнять волосы и помыть голову, а тот вместо кондиционера, значит, из пузырька на него выдавил осветлитель для волос, поэтому вот он теперь такого несолидного в его возрасте цвета.

А. КУЗНЕЦОВ: Дело было передано на рассмотрение Женевского суда ассизов, то есть суд присяжных. Коллегия присяжных — 12 человек: семь мужчин, пять женщин. Представляли интересы мэтра Жакку — поскольку известно, что врач не должен сам лечиться, а адвокат не должен, значит, сам представлять свои интересы в суде — его представлял знаменитейший французский парижский адвокат. Дайте, Андрей, пожалуйста, нам фотографию. Это мэтр Рене Флорио.

У нас с Сергеем Бунтманом достаточно давно уже, мне кажется, года четыре назад, была передача об одном послевоенном процессе, если я не ошибаюсь, 1946 года, над совершенно жутким персонажем. Некто Марсель Петио, Доктор Смерть — человек, который выдавал евреям, которые хотели бежать и скрыться в Испании или Португалии, выдавал подложные свидетельства о состоянии здоровья, которые помогли бы им пересечь границу, а сам людей, которые приходили за этими свидетельствами с большими, очень большими деньгами, убивал и уничтожал их тела в специальной такой печи, которую построил в своём подвале. Мэтр Флорио не смог, к счастью, это чудовище спасти от смертного приговора, но вот это был адвокат уголовный, именно уголовный адвокат, который был знаменит своим натиском, своей работоспособностью, тем, что он заставлял трепетать и судей и прокуроров, и всё прочее.

Следующее фото, Андрей, покажите, пожалуйста. К сожалению, в фас нет, только вот такой ракурс у нас есть — это прокурор Корню, то есть генеральный прокурор кантона Женева, сам. Наверное, имел возможность отказаться от обвинения в этом процессе, потому что мог сослаться на конфликт интересов: это мой друг, вот есть свидетели, мы на протяжении многих лет были в самых наилучших отношениях, ходили друг к другу в гости. Но он не стал этого делать и довольно жёстко выступал на процессе. И очень известный женевский судья, внук одного из самых известных в своё время женевских судей, названный в честь дедушки, Эдуар Бард, возглавлял судейскую коллегию.

На чём была построена защита? Защита была построена на том, что да, конечно, наш подзащитный вёл себя, мягко говоря, экстравагантно. Была проведена психиатрическая экспертиза, ну, психологическая. Речь не шла о вменяемости, вменяемость они не оспаривали, поскольку они не признавали, что он убил. Они заказали группе психологов его психологический портрет. Те пришли к выводу, что в его отношениях с его молодой избранницей присутствует такой довольно хорошо известный, довольно неплохо описанный специалистами комплекс, или синдром Пигмалиона.

Мужчина постарше завязывает отношения с девушкой, которая иногда ему в дочери годится, иногда чуть-чуть не годится, с девушкой, которая совершенно не выглядит какой-то сформировавшейся цельной личностью, ну как в данном случае — да, секретарша, подумаешь, ни образования, ни какого-то жизненного опыта большого, — и начинает из неё лепить что-то вот по своему, — не скажу всегда по своему подобию, но вот по некому образу, который он сам себе придумал. Вот похоже, что его такая вот возбуждённость последних месяцев — это не любовь, по крайней мере в обычном понимании этого слова, а это ощущение творца, который теряет свою модель.

Н. ВАСИЛЕНКО: Некая упущенная выгода, говоря бизнес-языком.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, бизнес-язык здесь, наверное, не самый уместный, здесь как раз вот, мне кажется, аналогия — не случайно именно Пигмалион. Здесь аналогия с творчеством гораздо ближе: от тебя уходит муза, от тебя уходит рифма, от тебя уходит образ, от тебя уходит ещё не завершённая статуя — да, вот от тебя уходит что-то, во что ты вложил огромный труд, жар души, там, талант и всё прочее, а она, мерзавка, не оценила и на сторону смотрит. И в результате получился очень странный процесс. Мотив есть? Как бы да и как бы нет. С логической точки зрения — нет, всё, она уже ни тебе не принадлежит, ни ему не принадлежит.

Н. ВАСИЛЕНКО: А жертва вообще с ней косвенно связана.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну это ладно. Значит, он пришёл, там, респектабельный человек, сказал… Да, а дело в том, что он же член совета директоров по радио: я к вашему сыну по работе, мне обязательно нужно с ним повидаться. Цумбах его впустил, проводил в комнату сына — ждите. А потом услышал, что там какие-то звуки, наводящие на мысль о спешных поисках чего-то: он поднялся, увидел эту картину, и тот решил его убить. Но в любом случае, ревность, дикая ревность, направленная на Андре, выглядит с точки зрения логики ну, прямо скажем, не очень логично. Но в вопросах страсти логика не всегда, прямо скажем, самый надёжный измеритель.

Так что сказать, что совсем нет никакого мотива — что-то есть. Доказательств что, совсем нет — что-то есть. От цвета волос, — причём покрасился он ровно в тот день, когда до Стокгольма дошли европейские газеты, где были слова вдовы и пострадавшей, где она описывала мужчину как немолодого, темноволосого. Ну как немолодого — она сказала, что ему больше 30 лет, а Жакку было больше пятидесяти, пятьдесят два. Вот, ну мало ли, в темноте, видела только фигуру, он худощавый, так что вполне в темноте выглядел моложе, но как темноволосого мужчину. Тут бэмс, и этот якобы по ошибке парикмахера становится светлым.

Присяжные совещались три часа. Это не очень продолжительное совещание присяжных, это, скажем так, — три часа свидетельствовали о том, что спор был, и спор, видимо, был, возможно, не по одному, а по паре-тройке пунктов. Но тем не менее большинство коллегии, в общем, сочло, что должен быть вынесен вердикт «виновен».

Она давала тоже показания в суде. Дайте нам, Андрей, пожалуйста, фотографию: женщина на свидетельском месте — вот так вот Линда Бо выглядела, дающая показания. Несколько часов её допрашивали, и она подтвердила всё то, что она говорила на предварительном следствии. Он был очень плох, я имею в виду — Пьер Жакку. Очень тяжело ему дались эти два года, что он провёл в предварительном заключении — а его арестовали, он находился в тюрьме. Швейцарская тюрьма, конечно, не то же самое, что тюрьма во многих других странах, но тем не менее тюрьма есть тюрьма.

Он находился в суде в инвалидной коляске, и было очевидно, что это не попытка защиты разжалобить присяжных, что ему действительно нехорошо. Он серьёзный нервный срыв пережил. В его жизни и по показаниям Линды, и по наблюдениям уже тюремных стражей он несколько раз предпринимал попытки самоубийства. Кстати, о попытках самоубийства — забыл сказать ещё об одной вещи. Когда искали у него в доме оружие, спросили: а пистолеты есть? Да, три штуки. А где? Вот, он, значит, достаёт два пистолета, оба неподходящего калибра, более крупного.

Н. ВАСИЛЕНКО: А третий?

А. КУЗНЕЦОВ: А третий? А третий я выкинул. А что такое? А вот жена меня упросила его выкинуть, потому что я как-то заговорил о самоубийстве, она велела выкинуть… Странная история, да? Можно подумать, что если выкинуть один из трёх пистолетов, то вероятность самоубийства сократится на 33%. Ну согласитесь, что это не совсем так.

И вот ещё одна подвешенная загадка. Третий его пистолет: я выбросил в реку. Третий пистолет так и не нашли. А что был за пистолет? А какого калибра? Да я не помню, вроде такой-то. Ну, тут никакие показания уже не важны, потому что всё равно для того, чтобы пистолет можно было привязать непосредственно к убийству, нужно отстрелять из него, да, сравнить нарезки на пуле… И суд, получив вердикт «виновен», выписал ему семь лет тюремного заключения, из которого он часть уже отбыл.

Адвокат Флорио по этому поводу высказался так: вот, говорит, мы наблюдаем с вами типичный швейцарский компромисс, потому что если бы мой подзащитный был действительно виновен в инкриминируемом деянии, то ему должны были бы выписать наказание как минимум в два раза больше, а если он не виновен, то его надо освобождать из-под стражи. Не знаю, прав он или нет, но так или иначе семь лет, из которых два он уже отбыл, в шестидесятом состоялся процесс, в шестьдесят третьем он выйдет по УДО, таким образом, отсидев пять лет из семи, за примерное поведение — ну, никто не сомневается, что он тюрьме, действительно, вёл себя примерно, хотя тоже один раз попытался покончить с собой и попытка была предотвращена, что называется, в последний момент.

Н. ВАСИЛЕНКО: Как в дальнейшем сложилась жизнь всех персонажей, которых мы сегодня вспоминали?

А. КУЗНЕЦОВ: Про неё не знаю, он доживёт — проживёт долгую жизнь в конечном итоге, он скончался в девяносто пятом, по-моему, году, то есть в возрасте девяноста лет, он и его адвокаты подавали и апелляционные, и кассационные жалобы, но вот где-то в восьмидесятые годы, когда он уже давно был на свободе, высшая инстанция швейцарского правосудия окончательно отклонила все их протесты, то есть на сегодняшний день Пьер Жакку признан виновным в этом убийстве.

Написано по меньшей мере десяток книг, и большинство авторов, кто сомневается в его виновности, упирают на то, что, в общем, результаты экспертиз по крови, по оружию, прямо скажем, трудно назвать внятными и отвечающими стандартам того времени, не говоря уже о более позднем, вот.

Иногда выдвигаются свои версии, один человек, например, написал целую книгу, где настаивает на том, что всё-таки убили, значит, тихого бизнесмена за то, что, поскольку он продавал сельскохозяйственные машины — вот якобы эти самые бандиты, у которых, кстати говоря, было абсолютное алиби, иначе, конечно, с них бы так легко не слезли: они своё получили, но за грабежи — что вот они его убили, потому что они через него покупали какие-то химические вещества, а при производстве удобрений и при производстве взрывчатки примерно одна часть таблицы Менделеева используется, да? Вот якобы он был их таким, помощником-посредником, возможно, втёмную, вот, решили…

Н. ВАСИЛЕНКО: И они решили почистить концы?

А. КУЗНЕЦОВ: Они решили почистить концы, или, возможно, он стал шантажировать или вроде как он сначала не понимал, чем он занимается, а потом до него начало доходить, с кем он имеет дело, и он стал для них опасен — но ещё раз говорю, это ни на чём кроме того, что по соседству при его помощи задержали группу профессиональных убийц, а также говорят: вот — ну это я очень люблю, это вот, это Ракитин и группа Дятлова это — вот, значит, его убили сочетанием огнестрельного и холодного оружия — так всегда убивает Иностранный легион. Как могли, так и убили. И вообще, по количеству найденных гильз, пуль и всего прочего — убийца расстрелял всю обойму, и нет ничего удивительного в том, что он добивал каким-то вот узким кинжалом-стилетом.

Н. ВАСИЛЕНКО: Нет, это, конечно, удивительное дело: вроде столько недосказанностей и столько косвенных подтверждений, косвенных улик, и ты сам начинаешь сходить с ума от того, чью сторону ты займёшь в этом процессе и где эта та самая правдивая сторона, но время, время нашей беседы, к сожалению, подошло к концу совсем незаметно.

А. КУЗНЕЦОВ: Всего самого доброго.