Дело весёлой вдовы

Америка времён Великой депрессии переживала острый кризис моральных ценностей, но совершенно не факт, что именно это подтолкнуло красотку из города Салем убить своего скучного мужа. Как и не факт, что она вообще его убивала… В истории почти вековой давности разбираются Сергей Бунтман и Алексей Кузнецов.

С. БУНТМАН: Добрый вечер! Мы с вами начинаем очередное наше дело разбирать, и сегодня будет некая весёлая вдова, вдова Костелло из…

А. КУЗНЕЦОВ: Действительно, весёлая вдова, и это дело не в том, что я, там, завидую славе композитора Легара и решил украсть у него название: дело в том, что это почти дословный перевод самого распространённого словосочетания, которым пользовались — мы в этом убедимся — пользовались газеты того времени, описывая этот процесс, smiling widow, улыбающаяся…

С. БУНТМАН: А, smiling, улыбающаяся, улыбка, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Smiling, да, улыбающаяся вдова, да.

С. БУНТМАН: А та, та-то merry как раз.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот smiling widow, её награждали самыми разными эпитетами, об этом, я думаю, мы, так сказать, успеем сказать, но вот я к тому, что это не наше, вот, какое-то неуместное веселье: этот процесс с самого начала будет носить характер такой вот очень, очень театрализованный, в нём будет много элементов буффонады, и это не случайность, это, в общем, осознанный выбор женщины, которая будет находиться, единственная, на скамье подсудимых. Ну, для начала мы с вами перенесёмся на северо-восток Соединённых Штатов, в Новую Англию — пожалуйста, дайте нам, Полин, первую карту: мы перенесёмся в городок Пибоди, значит, вот там он, севернее Бостона — мелко всё, я понимаю, но я тонкой красной линией подчеркнул название…

С. БУНТМАН: Ну в том же штате?

А. КУЗНЕЦОВ: …тически, вот, и в начале тридцатых годов 20-го века, ну, небольшой, можно сказать, город, 21 тысяча тогда там проживала, вокруг в основном фермы, Массачусетс есть Массачусетс, но в самом городке довольно много промышленных предприятий. И вот вторую картинку нам сейчас Полина покажет. Обратите внимание на то, что нам сразу бросаются в глаза фабричные трубы.

С. БУНТМАН: Да, живописненько, да. Ну действительно.

А. КУЗНЕЦОВ: А дело в том, что раз фабричные трубы — значит, в большом авторитете в городе должна быть пожарная команда, это нам сегодня будет важно.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: А почему фабричные трубы? Потому что городок такой, достаточно производственный, это по, даже по американским меркам довольно крупный центр кожевенного производства, обработка кож.

С. БУНТМАН: Ещё и воздух свежий.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, что делать, да, ну всё-таки рядом океан, поэтому, я надеюсь, проветривает. Население довольно интернациональное, значит, вот в тридцатые годы треть населения городка — это люди, которые родились не в Соединённых Штатах, а приехали, соответственно, сравнительно в недавнее время, в основном, конечно, после Первой мировой войны. Кто? Ирландцы — ну, ирландцы, понятно, что начали приезжать ещё в середине 19-го века, и у жертвы, так сказать, нашего сегодняшнего преступления, он как раз из ирландской семьи, потому что Костелло — многие думают, что это итальянская фамилия…

С. БУНТМАН: Нет, очень много ирландцев таких, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Нет, это ирландская фамилия, на самом деле знаменитый мафиозо Фрэнк Костелло…

С. БУНТМАН: Да, Костелло, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Так он переделал свою фамилию, у него на самом деле похожая, но итальянская фамилия, а Костелло — это он её, так сказать, американизировал. Кроме ирландцев, турки, греки, русская община есть, так сказать, вот, из тех, кто эмигрировал, соответственно, в основном после революции, и вот, соответственно, в этом городке — достаточно тихом, достаточно спокойном — в феврале тридцать третьего года происходит событие совершенно неординарное.

Что же такое случилось? Молодая женщина, которую звали Нелли Айерс, работала агентом, торговым агентом местной кондитерской фабрики: она ходила от двери к двери и предлагала всякую продукцию, конфеты, в частности вот хит того сезона, о котором идёт речь — это были шоколадные помадки, и вот она эти помадки, значит, всем предлагала. Дом, в который она пришла, был очень перспективный: дело в том, что в этом доме было много потенциальных потребителей шоколадных помадок, в доме жило, смотрите, муж с женой, у них трое детей, достаточно маленьких, так сказать, дошкольники и младшие школьники на этот момент, мужа папа, пожилой джентльмен, жены оба родителя, немолодая пара, плюс ещё брат жены, то есть шесть взрослых и трое детей. Сами понимаете, так сказать, куда сбывать помадку, если не в такой, значит, перспективный дом?

Она поговорила с хозяйкой — с которой она, я думаю, была знакома, потому что это всё люди местные — она поговорила с хозяйкой несколько минут (дело происходит утром, где-то в районе одиннадцати часов утра) и договорилась, что она ей прямо сейчас продаст фунт помадки, то есть более четырёхсот граммов. Хозяйка сказала — мне надо подняться на второй этаж, у меня там сумочка, в сумочке деньги, сейчас я, значит, спущусь. И спускается вниз реактивной кометой, ай, ай, муж умер, такое это самое, не до помадки.

Потом, когда в городок — ну, а точнее, не столько, ну, сначала в этот городок, в Пибоди, а потом в соседний Салем, где будет проходить процесс — когда туда понаедут журналисты не только со всего Массачусетса, но и со всей Америки, любого, у кого будет в запасе хоть пара слов, будут донимать всякими интервью, и вот эта вот молодая торговка — она будет давать такие, очень обиженные интервью, дескать: ну что ж, порядочные люди так не поступают, но ведь обещала купить фунт помадки — подумаешь, муж умер, у кого муж не умер, у всех мужья умерли, да, что ж теперь, он уже умер, он уже, так сказать, лежит, остывает, чего помадку-то не купить? Ты купи помадку, раз обещал, и давай дальше по своим, так сказать, свежим вдовьим делам. Ну, оставим это на её совести.

Только что ощутившая себя вдовой бросается звонить семейному доктору, доктору Помрою, который регулярно бывал в доме, потому что, во-первых, дети болеют, разумеется, так сказать, один за другим, ну, а кроме того, у мужа были определённые проблемы со здоровьем, о чём, естественно, будет сказано, это тоже важно. Но доктора Помроя не оказалось дома, значит, она бросилась звонить другому врачу, приехал врач, осмотрел, говорит — ну да, умер, судя по тому, что уже холодный, видимо, вот, умер не совсем только что. Потом, когда…

И пора их представить, разумеется, давайте начнём с покойного — Полин, покажите нам, пожалуйста, фотографию джентльмена в военной, ну, точнее, не в военной — в пожарной, конечно же, форме: вот, покойный, Уильям Костелло, значит, в тридцать третьем году ему тридцать восемь лет, ну или тридцать семь, я не могу сказать, исполнилось ему уже тридцать восемь или нет, он девяносто пятого года рождения. Поскольку он из ирландской семьи, он католик, причём католик он очень такой вот, что называется, убеждённый и правоверный: каждый день обязательно час, а если есть время, то и больше часа на молитву, соблюдает праздники, каждое воскресенье в церкви, если не на дежурстве, по возможности, участвует, там, в различного рода, значит, деятельности, вот, церковной, околоцерковной.

Он вообще ветеран войны, значит, он был в Европе в составе Американского экспедиционного корпуса в семнадцатом-восемнадцатом году, там попал под немецкую газовую атаку. Видимо, он отделался легко, но, тем не менее, вот в тот период, о котором мы ведём речь, когда ему ещё сорока нет, он уже потихонечку начинает собирать документы о всяких своих недугах, потому что он рассчитывает получить от правительства Соединённых Штатов пенсию — видимо, не связанную с прекращением работы, это пенсия не по возрасту.

С. БУНТМАН: Нет, просто это военная пенсия, вот. Ветеранская пенсия.

А. КУЗНЕЦОВ: Ветеранская военная пенсия, да, связанная с тем, что он потерял, там, здоровье, находясь в армии Соединённых Штатов. Что о нём ещё известно? Видимо, очень скучный человек. Служака, благодаря этому он довольно быстро, за какие-то там десять с небольшим лет, он поднялся от рядового пожарного до капитана, то есть до начальника местной пожарной команды. Ну, вряд ли в Пибоди она такая уж большая, но, тем не менее, значит, из всех он начальству показался наиболее подходящим на эту должность. Какие-то особенные интересы, вот кроме его религиозности, у него не прослеживаются.

Будучи уже не мальчиком, уже вернувшись с войны, в девятнадцатом году он совершенно случайно познакомился с совсем молоденькой девушкой, которой ещё восемнадцати на тот момент не было. Дайте нам, пожалуйста, Полин, следующую фотографию: на ней две взрослых женщины, но женщина, которая по центру, в таком, церковном одеянии, с крестом на груди — она нас не интересует, а вот слева, собственно говоря, это и есть миссис Костелло и трое их детей, две девочки старшие и мальчик помладше.

Вообще у них родилось четверо детей, был ещё один мальчик, третий по счёту, но он маленьким умер, в возрасте шестнадцати месяцев, от какой-то болезни он скончался — а вот это дети вот в том самом тридцать третьем году, в котором это всё происходит, но уже после процесса, то есть это уже вторая половина тридцать третьего года. Каким образом он с ней познакомился? Он шёл к себе на службу, а она на углу рядом с пожарной частью стояла и раздавала вот эти самые поминальные маки: в Соединённых Штатах после Первой мировой войны стилизованное изображение мака, а иногда и живой мак в петлице костюма стал таким вот поминальным символом, в память об…

С. БУНТМАН: Ну это — это и в Британии есть то же самое.

А. КУЗНЕЦОВ: Но мне кажется, это началось с американцев, а потом уже.

С. БУНТМАН: Может быть, может быть, да, переселилось в Британию.

А. КУЗНЕЦОВ: Да.

С. БУНТМАН: Но, во всяком случае, это вот 11, 11 ноября как раз и надевали.

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно, и вот эти бутоньерки, сделанные, там, я уж не знаю, из бумаги, из ткани, из чего-то, она раздавала… Идёт человек в форме, напоминающей военную, да, значит, она ему этот самый мак дала, он его взял, собрался идти дальше, она его цоп за рукав — куда? Надо сказать, что они были, видимо, полной противоположностью. Она живая, заводная, поскольку девушка ещё молодая — можно сказать, мальчишница, всегда любила находиться в центре мужского внимания, веселушка, хохотушка, певунья, в общем, такой вот… Из родительского дома ушла, чтобы, там, её не доставали всякими нравоучениями. Она из протестантской семьи, но, видимо, это её не очень всё беспокоило, потому что когда они будут венчаться, то без всяких споров они венчаются по католическому обряду, никогда — на этот счёт никогда никаких проблем не было, она легко веру сменила, так сказать, видимо, для неё это большой проблемой не было. И она его там, значит, начала вовлекать, шутить с ним и так далее. А он такой вот серьёзный, основательный мужчина.

Я в одной американской книжке, которую читал к сегодняшней передаче об этом процессе, встретил анекдот, анекдот в старом смысле слова о президенте Кулидже, который тоже был таким вот очень, так сказать, угрюмым, молчаливым, религиозным человеком: как-то он вернулся, значит, из церкви с воскресной проповеди, на которой почему-то жена его не сопровождала, она была дома, и она, несмотря на долгие годы брака не утратившая привычки пытаться его расшевелить, начала к нему приставать с разговорами. О чём говорил сегодня пастор в церкви? Кулидж подумал и сказал — о грехе. Ей показалось, что это успех, она решила расширить прорыв и тут же, и тут же задала второй вопрос: а что он сказал о грехе? Кулидж подумал и сказал: не одобрил. Didn’t approve. Вот покойный Уильям Костелло, видимо, был действительно очень похож вот на такого бирюка-барсука, да? Но, тем не менее, они поженились — он четыре года думал, они в девятнадцатом познакомились, в двадцать третьем была свадьба.

С. БУНТМАН: Да, основательное дело.

А. КУЗНЕЦОВ: Основательное.

С. БУНТМАН: Не встал на ноги ещё, вот, в своей пожарной команде, вот.

А. КУЗНЕЦОВ: Я, кстати говоря, почти уверен, что его решение наконец жениться с каким-то назначением было связано, там, его продвинули в какие-нибудь сержанты, да — он решил, что вот, наконец, да, солидный человек, пора завести солидный дом. Значит, в этом браке, как нетрудно посчитать, довольно регулярно рождались дети. Всё это её, видимо, совсем не радовало, плюс ко всему, и это отмечают несколько людей, которые пишут об этом процессе — у неё была внешность, она брюнетка, у неё была внешность такого типа, когда рано взрослеют и рано начинают увядать, вот такая южная такая особенность, да? Седина виднее, естественно, да, кожа смуглая, поэтому вот тоже всё, всё это виднее, и её это, видимо, очень беспокоит.

Один из комментаторов, один из журналистов, писавших о процессе, видимо, для интеллектуальной публики, решил блеснуть — назвал её местной госпожой Бовари. Ну, у неё от Эммы Бовари только провинциальный городок, пожалуй, потому что Эмма — ну, насколько я, я очень давно «Госпожу Бовари» читал, но насколько я помню, Эмма вот не принадлежала к числу таких вот дам, которые всё время ищут мужского внимания.

С. БУНТМАН: Нет, она просто очень маялась.

А. КУЗНЕЦОВ: Она просто очень мается, совершенно верно, а этой, действительно — вот ей хочется весёлой жизни, ей хочется музыки, ей хочется, чтобы на неё смотрели мужчины, значит, пожирающими взглядами, ну, а тут сами понимаете, ещё старичьё в доме в комплекте трёх человек, тоже, сами понимаете, всё время, так сказать, норовят там, нудеть, а у неё, кстати сказать, из прислуги только приходящая домработница, так что в основном хозяйство на ней, ну, там, возможно, на её маме, там, что-то приготовить, но всё равно.

Она потом будет описывать предшествующие часы таким образом: мужа не было дома допоздна, он пришёл уже во втором часу ночи, но было известно, где он был, и было известно заранее, что он придёт поздно — судя по всему, у них в пожарной команде кто-то умер, либо кто-то из пожарных, либо кто-то из родственников, на следующий день были запланированы похороны, а накануне были, ну, в каком-то, видимо, баре они собрались, хотя «сухой закон», ну — ну чёрт его знает, ну нашли возможность, да. Они поминали. Значит, как она сама утверждала — он пришёл, я легла, но я слышала, что вот он ходит, никак не ляжет, а чего он ходит? Ну вообще его желудок очень беспокоил, у него действительно давняя, застарелая проблема — несварение желудка, так что потом врачи это, в частности семейный доктор это подтвердит, да, похоже на правду.

Вот он не находил себе места, искал, что бы сделать, и даже смешал, там, я заранее приготовила компоненты — он смешал, значит, состав для чистки, у меня на следующий день планировалась уборка, я, значит, хотела чистить котёл в бойлерной, котёл этот самый, обогревательный, вот, он, значит, смешал в баночке из-под кофе состав для чистки котла, которым я пользовалась, но потом под утро лёг, я проснулась — он спит, я не стала его будить, позвонила на работу, сказала: он на похороны не придёт, он себя плохо чувствует. Ну, всякое, наверно, бывает, да, в каждой семье своё, но вот мне трудно себе представить эту ситуацию на самом деле, Серёжа, смотри: муж зануда, муж службист, похороны, то есть вещь, к которой он, правоверный католик, должен, безусловно, относиться в высшей степени серьёзно.

С. БУНТМАН: Ну и командир ещё.

А. КУЗНЕЦОВ: Плюс на него все смотрят, да? И то, что она в этой ситуации не потрясла его за плечо, не спросила — милый, да, ты вот, тебе действительно так плохо, ты не пойдёшь на работу, да? Лежи-лежи, я, там, позвоню, всех предупрежу. Она просто даже не стала его трогать, позвонила, сказала, что он не придёт. Сделаем зарубочку на память. И пошла вниз, варить кофе, кормить детей, трепаться с этой самой торговкой помадкой, а вот когда она пришла за сумочкой, вот тут-то он лежал уже не на кровати, а при входе в ванную, и она сразу поняла, что это он, вот, значит, лежит, что он плохо лежит. Тут тоже неувязочка, тоже сделаем зарубочку с перемещением тела, которое, судя по всему, к этому времени должно было быть мёртвым уже несколько часов, запомним.

Как положено в этих случаях, приехал ещё один врач. Не обычный, а с судебно-медицинским сертификатом. Или просто патологоанатом. Ну, в общем, такой вот доктор мёртвых, что называется. Который констатировал смерть и выписал справку о том, что да, можно хоронить. Но что-то ему явно совершенно запало в память, и он, уже выдав эту справку и получив тело, которое уехало в морг, он решил всё-таки произвести вскрытие. Произвёл вскрытие, произвёл первичный анализ: опачки, какой-то металлический яд, судя по всему.

Он к начальнику полиции — начальник полиции говорит: вот блин, его завтра хоронить будут, нехорошо, весь городок переполошим — ладно, давай, знаешь, вот что сделаем… И вот что они сделали (я никогда про такое не слышал раньше): всё, на следующий день похоронили, всё как положено, чин чином, со всеми полагающимися почестями. Но уже была дана команда соответствующим людям: когда публика с кладбища разошлась, тут же из свежей могилы гроб достали и тело — на дальнейшие исследования. То есть эксгумация была запланирована заранее.

С. БУНТМАН: Хм!

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, я допускаю, в небольшом городке, где…

С. БУНТМАН: Ну, в общем, это выход, конечно.

А. КУЗНЕЦОВ: …важны всякие…

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: …всё, что связанно с общественным мнением, да, вполне допускаю. Но дело в том, что помимо сомнений врача, которые потом превратятся в отсутствие сомнений довольно быстро, ещё одна вещь насторожила полицию, которая сначала отнеслась: ну умер-умер, господи, что же такое, бывает.

Дело в том, что пожарная команда пришла к полицейским, сказала: ребят, а нам не нравится, как умер наш капитан. Полицейские сказали: ну что вам не нравится? Всем нравится, вам не нравится. Что вас смущает-то, огнеборцы? Они говорят: а что-то, вот, жена его (а, в смысле вдова), мутила с одним из ваших, и слухи ходили. Что-то, вот, подозрительно в этом контексте всё это. Начальник полиции начинает разбираться, и действительно выясняется, что ему последнему в городе не известно, что жена капитана пожарных Костелло встречается, милуется и вообще всячески демонстрирует своё обожание одному из полицейских. Причём рядовых полицейских, обычных констеблей.

С. БУНТМАН: Которых тоже не миллион человек в этом городе.

А. КУЗНЕЦОВ: Которых тоже не миллион человек, и все они, естественно, так сказать, на виду. Её пока, естественно, ни под какой арест не берут и никто обвинения не выдвигает. Начинают собирать первичный материал. Двух детективов выделили в качестве следователей на это дело. А тем временем молодая вдова начинает как-то очень быстро, очень рано, начинает интересоваться в страховых компаниях в смысле страховки за мужа. Полагается ли она ей, и сколько, и как, и чего.

Тут приходит экспертиза, потому что местные врачи благоразумно послали это всё в Салем или даже в Бостон. В Бостон, по-моему. И оттуда прислали: ну да, до чёрта цианистого калия, и всё прочее. Ну, полиция сделала единственное, понятно, первое, что она сделала — местных аптекарей, которых тоже не легион, всех опросили. И выяснилось, что за последнее время в городе ровно 1 (в скобках, прописью — один) человек покупал цианистый калий.

С. БУНТМАН: И-и, бинго!

А. КУЗНЕЦОВ: Кто? Вдова Костелло. Ещё будучи женой Костелло. И аптекарь…

С. БУНТМАН: Зачем? Чем мотивировала?

А. КУЗНЕЦОВ: Аптекарь сказал: я её предупредил, что это очень сильный и быстродействующий яд. А она как-то так очень легко сказала: вы это ядом называете, а я вот это использую как один из компонентов состава для чистки котлов. Она использовала смесь, которая представляла собой смесь щавелевой кислоты и вот этого самого цианистого калия.

С. БУНТМАН: А что это даёт?

А. КУЗНЕЦОВ: Я обратился к химическим источникам, и вот что я прочитал: «Многие средства от накипи известковых отложений содержат щавелевую, лимонную и другие кислоты. Их ни в коем случае нельзя сочетать с продукцией, содержащей цианиды и цианистые растворы. Эти вещества» — то есть цианиды, — «присутствуют в некоторых средствах для чистки ювелирных украшений и столового серебра. Результатом их взаимодействия становится выделение высокотоксичного газа цианистого водорода, вызывающего сильные судороги, потерю сознания, а в тяжёлых случаях даже смерть».

С. БУНТМАН: Бу-бум.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, то ли она совсем ничего об этом не знала, тогда не очень понятно, как у них никто не убился. Она сама…

С. БУНТМАН: Она сама…

А. КУЗНЕЦОВ: …домработница, которая ей помогала.

С. БУНТМАН: Кто бы ни заходил, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Вообще, если там водички плеснуть не вовремя, там полдома могло полечь, так, с цианидчины, на секундочку. То есть она не отрицала, что она купила цианид.

С. БУНТМАН: Котёл отопительный, Павлу я отвечаю. Отопительный.

А. КУЗНЕЦОВ: Отопительный котёл медный. Поэтому его действительно регулярно надо было выщелачивать, это всё. Правда, но не с применением же цианида-то. Щавелевая кислота не вызывает никаких, насколько я понимаю, сомнений в целесообразности его применения. Хотя тоже применять надо аккуратно, можно надышаться. Она не отрицает, что она приобрела эту штуку. Но, вот, утверждает, что это всё. А где вы взяли рецепт-то, мадам? Откуда у вас такой идиотский? — Ой, да вроде там. — Проверили, нет там. — Ой, да вроде сям. — Проверили. В общем, так или иначе, она так и не смогла внятно объяснить, откуда родилась вот эта вот мысль, чистить котёл вот этой адской смесью.

С. БУНТМАН: Рецепт, в смысле, вот этого самого?..

А. КУЗНЕЦОВ: Рецепт вот этого состава, из двух компонентов.

С. БУНТМАН: Да-да.

А. КУЗНЕЦОВ: Кто придумал, какой химик ей подсказал, какой гад ей подсказал соединить цианид и щавелевую кислоту.

С. БУНТМАН: Ну да, это поразительно совершенно. Вот сейчас мы прервёмся по этому поводу.

Реклама

А. КУЗНЕЦОВ: Вернёмся к нашей весёлой вдове. В общем, одним словом, косвенных улик набралось такое количество, что местный окружной прокурор решил выдвинуть против неё обвинение. Ну и поскольку это Америка, собственно, следствие что смогло, собрало — давайте в суд, наши адвокаты встретятся в суде. Покажите нам, пожалуйста, Полин, фото двух классицистских зданий. Как я понимаю, это один комплекс, просто там между ними вкрячилось какое-то то ли молитвенное, то ли какое-то ещё гражданское здание. Это суды, судебные учреждения города Салема, округа Салем, где, собственно говоря, будет происходить вот это самый процесс при невероятном стечении публики. Все заседания — зал забит до отказа, по несколько сот человек ожидает у входа-выхода: увидим фотографии с этой толпой. Всё это привлекло невероятное совершенно внимание.

С. БУНТМАН: Напоминает дома культуры, знаешь, в этом самом…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну конечно, это наши дома культуры, в общем, я думаю, позаимствовали идею-то.

С. БУНТМАН: Да, напоминают. Нет, они… ну и у нас такое было в 19-м веке, но вот потом дома культуры имени, я не знаю, какой-нибудь пятилетки…

А. КУЗНЕЦОВ: Да. Позднего репрессанса, конечно же.

С. БУНТМАН: Да-да-да. Так.

А. КУЗНЕЦОВ: Так вот, в самом начале нашей передачи, ещё в 2014 году, мы делали один из первых процессов — так называемый обезьяний процесс, когда учителя Скоупса обвинили в том, что он преподавал дарвиновскую теорию. И наша аудитория, многие с удивлением для себя открывали, что процесс-то постановочный… То есть нет, процесс, в принципе, настоящий, это не большие московские процессы второй половины 1930-х годов, да, где всё заранее предопределено.

С. БУНТМАН: Да, эти отщепенцы отравили своих мужей… Нет-нет-нет. Дело не в этом.

А. КУЗНЕЦОВ: Дело в том, что одной из главных, если не главной целью организации этого процесса, по крайней мере для местных жителей, для местной политической элиты, где это всё происходило, было привлечь как можно больше людей в городок, который переживал далеко не лучшие свои экономические времена, и вдохнуть в него некоторую жизнь, имеется в виду — некоторые деньги. Вот здесь реакция, по крайней мере, реакция прессы, радио, кинохроники, была такой же: съехалось вообще всё, что в состоянии было держать ручку, фотоаппарат, кинокамеру. Это процесс, который должен был… вот Америка должна была рассесться с попкорном на диванах у радиоприемников, так сказать, с передовицами газет и всё прочее. И надо сказать, обвиняемая не подвела. Покажите нам, пожалуйста, Полин, следующую картинку, сделанную судебным художником…

С. БУНТМАН: Следующая.

А. КУЗНЕЦОВ: Нет, это суды. Следующая картинка, где будут такие скетчи. Значит, вот, да. В центре, естественно, в медальоне — сама обвиняемая, над ней, по центру — судья Фредрик Фосдик, известный судья, такой, так сказать, уважаемый юрист. Слева — представители обвинения: крайний слева — помощник окружного прокурора Чарльз Грин, а правее — сам окружной прокурор Хью Крейг. Справа — защита: Уильям Кларк — крайний справа; основной адвокат, тот, кто взял на себя основную, так сказать, тяжесть выступлений в суде, — Френсис Рафтер. Покажите, Полин, пожалуйста, следующую фотографию — там Френсис Рафтер будет покрупнее, и не на рисунке, а на фотографии. Вот он. Тоже очень известный человек. Он успел к этому времени побывать членом Палаты представителей, то есть он был в американском Конгрессе. И понятно, что такого рода адвокаты за такого рода процессы берутся не столько ради денег, — а может, и вообще не ради денег, я не знаю, был ли у него какой-то мало-мальски заметный гонорар, — сколько понимая, что это дело обеспечит то, что называется publicity, да, славу.

Чем же так хороша оказалась подсудимая? Невероятным совершенно обаянием. Вот все, кто пишут об этом процессе, причём подавляющее большинство газет — совершенно сочувственно, не издеваясь. Может быть, несколько вульгарновато, там её, помимо прочего, называют, например, «пышногрудая примадонна» — ну, пошлятина, конечно, рассчитанная на очень невзыскательного читателя. Но отношение к ней почти во всех газетах очень-очень сочувственное. И описывается, какая у неё сегодня шляпка, и вот как она оживлённо беседует, пока не началось судебное заседание, как она мужественно держится перед лицом довольно серьёзных улик и довольно неприятных для неё показаний, а у неё, что называется, ни мускул не дрогнет.

Но вот присяжным раздали фотографии вскрытия её мужа, она как-то там чего-то издалека увидела, побледнела, платочек к глазам поднесла, — то есть она как очень хороший актёр, каждую минуту, даже когда он не на авансцене, даже когда у него нет слов, да, — но вот она каждую минуту отыгрывает, помня, что на ней сосредоточены сотни глаз, а потом это всё разойдётся в десятках тысяч экземпляров по всей стране.

Жюри присяжных состоит исключительно из мужчин. Я начал выяснять, и выяснил, что оказывается, в целом прогрессивный штат Массачусетс в этом вопросе — в последней трети американских штатов. К 1933 году примерно в 20 штатах женщины уже могли быть присяжными — ну, давайте не забудем, что в 1920 году вообще американским женщинам дали избирательные права, а вот что касается права быть присяжным, тут каждый штат решал по-своему. И вот Массачусетс оказался в последней трети, причём в компании почти исключительно южных штатов, южных не географически, а политически: вот тот самый юг, который Конфедерация. То есть там обе Вирджинии, там Джорджия, там Южная Каролина, там Техас, там Алабама, ну и конечно, на почётном последнем месте кто? Конечно, Миссисипи — в 1968 году только Миссисипи разрешил женщинам быть присяжными. А Массачусетс в 1949-м.

Процесс у нас летом 1933-го, так что присяжные — мужчины. Пристав, судебный пристав, каждое утро дарил ей букет цветов. Я заинтересовался вопросом: а это вообще так, нормально? Как это в плане, там, нейтральности правосудия? Но потом сообразил: служба судебных приставов — она совершенно отдельная, вот эти marshals; он не часть суда, он, конечно, суд обслуживает, но у него своё начальство. Нет, безусловно, судья имел полное право, как любой американский судья, приставу устроить выговор и потребовать, чтобы тот этого не делал. Но судья по каким-то причинам ничего не имел против, и газеты писали: вот как трогательно, вот в очередной раз она со свежими цветами, там, и так далее. В иные дни — не каждый день, но в иные дни — она получала более ста любовных писем. А вообще каждый день она получала десятки. И вот, конечно, она купается буквально во всём этом: слава — то, что ей нужно, она от неё подпитывается.

А тем временем идёт процесс, допрашиваются десятки свидетелей — процесс будет идти долго, несколько месяцев. Один из ключевых свидетелей — вот этот самый орёл-полицейский, с которым у неё роман. Полин, покажите нам, пожалуйста, фотографию, которая у нас будет предпоследней. Там две женщины по краям и мужчина в центре, мужчина в шляпке. Да, совершенно верно. Тот, кто в шляпе канотье — это мужчина. К сожалению, лучше фотографии я не нашёл. Это вот наш герой-любовник. Значит, по имени, — сейчас я вам скажу, — он точно Эдвард. Эдвард, Эдвард, Эдвард… Кто бы его помнил, как его звали… А, Эдвард Макмен, шотландец. Значит, вот этот самый Эдвард Макмен — довольно смазливый, хотя и не Апполон.

Слева его любовница, вот эта наша подсудимая, справа — его законная жена, которая ему всё простила и, так сказать, приняла его обратно в свои объятия. Он ещё когда шло следствие, ещё суда никакого не было, какой-то газете, по-моему, Boston Globe, дал интервью, в котором сказал: да, у нас был роман, четыре месяца мы встречались, и один раз она мне сказала — давай отравим твою жену и моего мужа и уедем в Нью-Джерси.

С. БУНТМАН: Оу!

А. КУЗНЕЦОВ: Да. Правда, потом, когда его об этом начали спрашивать следователи, он признал только часть своих показаний. Он сказал: да, роман был, а насчёт отравления — нет, это я выдумал, чтобы газетчиков привлечь, нет-нет-нет, она ничего мне про отравление не говорила. Ну, не проверишь. Но надо сказать, что все, кто об этом пишут, удивляются той степени откровенности, с которой он давал показания. Он, будучи вызван… Ну, понятно, что сначала его допрашивало обвинение, потом, естественно, перекрёстный допрос, защита, потом обвинение с перекрёстным, потом опять защита — то есть его, естественно, отжали буквально досуха. Да, был роман. Она утверждает, что у них были исключительно платонические отношения, она на этом будет стоять до, так сказать, до последнего.

Но вот, он даже жил у них в доме — они приятельствовали с капитаном покойным, он жил у них в доме, когда его жену забрали в больницу, значит, вот Костеллы нас пригласили, нас с ребёнком пожить у них дома, чтобы мы под присмотром были, с горячим супом и так далее. Да, был роман, да, вот страсть, то-сё, пятое-десятое. Его пресса обозвала, и он так и остался в истории, Kiss-and-say cop — полицейский, который сначала целуется, а потом про это рассказывает, вот такой вот…

С. БУНТМАН: Здорово.

А. КУЗНЕЦОВ: Врачи говорят, что время смерти — где-то между 3:30 и 5:00, то есть её показания, из которых вроде как следует, что тело переместилось после того, как она встала, решила, что муж просто спит, ну и вроде как получается, что да, он просто спал, то есть он дышал ещё пока, раз потом тело обнаружено около входа в ванную. То есть она вроде как не виновата, да. А тут получается, что когда бы она ни встала, он уже должен был не только не дышать, но быть уже достаточно остывшим, если пять — это самое позднее время смерти. Единственная зацепка, которую эксперты со стороны обвинения по сути оставили экспертам-медикам, экспертам со стороны защиты — в протоколе вскрытия было сказано, что в основном следы яда находятся в мозгу, в слизистых оболочках, в печени, но не в желудке.

С. БУНТМАН: Значит, не пил, в смысле, не выпил яду.

А. КУЗНЕЦОВ: Вдохнул, да.

С. БУНТМАН: Вдохнул, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Но с другой стороны, в желудке обнаружено небольшое количество полупереваренного желатина, такого, который используется для изготовления облаток пилюль. Вдова тут же говорит: да что вы, да я никогда в жизни пилюль-то в руках, — ну в смысле оболочек, — не держала, я их сама не начиняла. Находят свидетельницу, которая говорит: как не начиняла? Вот мы с ней подруги… Подруги, блин, таких подруг никому не пожелаешь, да? Вот я болела, а она приходила, мне сама, значит, порошок, чтобы легче было глотать, в пилюли начиняла, мне давала. Ну и нашли, конечно: за три недели до описываемых событий приобрела она в аптеке коробочку вот этих вот самых желатиновых облаток пустых. То есть, похоже, что всё-таки в желудок, а не обнаружили? Ну не обнаружили, ну что же, так сказать, может, не очень хорошо обнаруживали. В общем, со всех сторон получается вдове не очень хорошо.

Что делает защита? Защита говорит: ну хорошо, всё косвенное, прямых-то нет. Мотив, говорите? Наша подзащитная утверждает, что не было мотива, что, так сказать, у них платонические отношения. А вот кто-то говорит, вы ссорились, он даже вроде — муж покойный — вроде как даже её ударил, обвиняя в том, что она хвостом крутит. Не знаю, не было такого. То есть вот на голубом, что называется, глазу. То есть явно совершенно расчёт не на логику, а на сочувствие вот этих самых присяжных.

С. БУНТМАН: На сочувствие, ну и формально ещё — нет у вас, действительно, прямых улик.

А. КУЗНЕЦОВ: Нет у вас, да… А какие у вас доказательства? Нет у вас против Кости Сапрыкина доказательств. Ну и плюс она говорит: а он болел, а он в меланхолию впадал, а он в депрессию впадал, а вот врач подтвердит, что он на желудок очень жаловался, что желудок у него постоянно болел, и несварение желудка — такая вещь, которая очень психику угнетает. Дескать, и сам мог отравиться. Мог? Мог. Вечером, точнее ночью, смешивал? Смешивал. Может, пока он смешивал, он загрустил, и ему пришла в голову мысль, что чем такая жизнь… Слушайте, ну правоверный католик. Ну какое самоубийство?

С. БУНТМАН: Никогда. Ну вот такой, да…

А. КУЗНЕЦОВ: Да, человек, не который делает вид для всех, а который действительно правоверный католик.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Как ты думаешь, сколько совещалось вот это Old men jury, жюри, состоящее исключительно из мужчин? Час сорок, всего-навсего! В вопросе, где множество вопросов, где куча оценок, экспертиз, показаний свидетелей и всего прочего. Час сорок. Невиновна!

С. БУНТМАН: Невиновна?

А. КУЗНЕЦОВ: Невиновна. Not guilty. Шквал аплодисментов, все рыдают. Покажите нам, Полин, пожалуйста, фотографию, это будет третья от конца фотография, где она идёт в суд, её сопровождает несколько агентов, и там видно, какая плотная толпа её окружает. Вот понятно, что если такая толпа её каждое утро встречает идущей в суд, то когда известно, что сегодня будет вердикт — там вообще собралось пол-Массачусетса. Ну что же, такую славу-то надо как-то монетизировать. За ней гоняются газеты, готовые заплатить ей бешеные деньги за интервью.

Она — певичка-любительница, ей наперебой предлагают участие в разных шоу. Она навстречу идёт, она заводит себе специального театрального агента, она срочно, спешно, дополнительно берёт уроки вокала, она накупает дорогущих платьев, благо деньги кое-какие действительно на неё сыпятся. Страховку за мужа она, правда, не получила — получил отец, он же жив, да, и вот, так сказать, страховая компания, — и суд с ней согласился, — решила, что отцу страховку за смерть сына нужнее. Значит, вплоть до того, что какая-то бродвейская компания предложила ей контракт: 20 тысяч долларов.

С. БУНТМАН: Ого!

А. КУЗНЕЦОВ: Это огромные деньги. Это, я думаю, нынешние 200 примерно тысяч долларов. За то, что несколько недель каждый вечер она буквально, там, на несколько минут просто появляется в каком-то вот шоу. Она сказала: нет, меня не устраивает такая скромная роль, меня не устраивает такая вызывающе плебейская оплата. Ну что такое 20 тысяч? Несколько недель я каждый вечер… Я, знаменитость, да? В общем, она отказывается от этого контракта. Голливуд уже что-то начинает… Из Голливуда летят телеграммы: приезжайте на пробы, оплатим, то-сё.

И вдруг, знаешь, как будто вентилятор выключают — это всё заканчивается. Она только набрала, что называется, воздуху, она только-только выступила несколько раз с какими-то там песнопениями на стадионе в Салеме и в Пибоди, но она уже мечтает, что она будет выступать, там, в Чикаго, в Нью-Йорке, на Западном побережье и так далее. И вдруг: оп-па! Крупнейший голливудский продюсер, не помню сейчас имени, мне оно ничего не говорит, но человек, который в то время рулил очень многими вопросами, в том числе и профсоюзными, говорит: ребят, мы это снимать не будем, я не благословляю — история мутная, нам такой славы не нужно, нам своей хватит. Голливуд сразу хлоп — закрылся. Бродвейские шоу тоже как-то быстренько слились. И когда через некоторое время она сказала: ну ладно, чо там ваши 20 тысяч? Какие 20 тысяч? — сказала компания. — Не, всё, мы это, у нас изменились планы, ежели что, мы вам позвоним. В общем, очень быстро.

Она оказалась как та самая старуха, которая ещё вчера хотела быть владычицей морскою, а она оказалась у разбитого корыта. Действительно, как тут голове не закружиться: Полин, покажите нам, пожалуйста, последнюю по порядку фотографию. Такой вот триптих, который не я составлял своими кривыми ручками, а это составляли из… тогдашние бильд-редактора тогдашних газет. Там вот заголовочек: «Мгновенная смена настроений», вот, значит, «подсудимой», и вот она такая, вот она в лёгкой грусти, вот у неё лёгкая улыбка, вот она кокетливую шляпку поправляет. И вдруг и не только первые, но и последние страницы уже её не упоминают. Буквально прошло пару лет в тридцать пятом году, по-моему, её из дома выселили вместе с детьми, потому что она оказалась не в состоянии ипотеку платить.

В результате они уехали в какой-то другой штат. Потом, правда, она уже в зрелом возрасте (пожилом — язык не поворачивается, она умерла, в общем, не старой женщиной), она вернулась обратно вот в эти самые родные края и похоронена она сейчас на кладбище городка Пибоди. Её помнили, на похороны собралось около 200 человек, присутствовал начальник местной полиции. Правда, в этом нет ничего удивительного. Дело в том, что за все эти годы её сын, единственный после смерти от брака оставшийся, — он стал полицейским, и стал начальником полиции в своём родном городе, так что, естественно, присутствовал на похоронах матери.

Я довольно много всего посмотрел. В общем, никто не сомневается в том, что она убийца. Вот весь тон прессы, а я читал и газетные статьи того времени, благо их довольно много оцифровано и приводится — все, в общем, ей в основном восхищаются, но восхищаются именно тем, как благодаря присутствию духа, благодаря умению понравиться присяжным, умению понравиться публике и журналистам, как она вытащила вот этот вот оправдательный вердикт в ситуации, когда, в общем, это было, с точки зрения логики, практически абсолютно невозможно.

С. БУНТМАН: Слушай, а какова её дальнейшая личная жизнь?

А. КУЗНЕЦОВ: Значит, к ней сватались многочисленные мужчины, которые тоже были отвергаемы по причине того, что шелупонь какая-то.

С. БУНТМАН: Не для вас росла.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, ерунда. По-моему, она потом вышла, уже сильно после, после войны, она всё-таки вышла замуж за какого-то положительного человека, видимо, его пережила. Она умерла в семьдесят первом.

С. БУНТМАН: «Пережила» как-то тревожно звучит, я тебе скажу. «Видимо, пережила» — это как тревожно.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, по крайней мере, тогда не привлекло такого, так сказать, повышенного внимания. Она умерла в 1971 году, на 69-м году жизни, живя последние пару десятилетий, живя очень тихой жизнью. То есть пережила тот момент славы. Кусала ли она локти, что она не воспользовалась какими-то вот этими предложениями с Бродвея, из Голливуда, когда они ещё были? Ну, наверняка, как в этой ситуации, в этом состоянии кусать. Это к вопросу о суде присяжных. Этот пример критики этого учреждения, конечно, могли бы привести в первых рядах — когда эмоции совершенно очевидно преобладают.

С. БУНТМАН: Хотя я тебе скажу, что до конца, особенно… Там была смертная казнь? И за такую вещь? В Массачусетсе?

А. КУЗНЕЦОВ: Думаю, да. Не готов, но думаю, что да.

С. БУНТМАН: И вообще, в таком деле, там, конечно, был ажиотаж… Но недостаточно было всё-таки какого-то…

А. КУЗНЕЦОВ: Ты хочешь сказать, что прямых улик нет? Ну да, свидетели, которые бы видели, как…

С. БУНТМАН: Может быть, даже в этом ажиотаже они бы его преодолели, если бы там что-то было такое железобетонное.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, наверное, да, но в большом ли проценте дел есть вот прямо железобетонное? А кроме того, это интересный, на мой взгляд, сюжет о том, как гендерное неравноправие иногда шутит шутки в неожиданную сторону. Казалось бы, то, что жюри в данном случае состоит исключительно из мужчин — это дискриминация, и в отношении неё как бы тоже. А получилось-то!

С. БУНТМАН: Получилось наоборот.

А. КУЗНЕЦОВ: Получилось то, что это оказалось ей на руку, да и не факт, что было бы несколько скептически настроенных женщин, которые бы сказали: ага, знаем мы таких. Да. Мы тоже котлы чистим у себя дома, но как-то мужья наши…

С. БУНТМАН: Живы-здоровы.

А. КУЗНЕЦОВ: Живы-здоровы, да. И только, так сказать, прибавляют вес от того, что котлы у нас чистые. А это вот, таким вот образом. Так что трудно сказать, как оно бы получилось.

С. БУНТМАН: Да, это непросто. Ладно, счастливо всем, спасибо, что вы слушали.

А. КУЗНЕЦОВ: Всего всем доброго, не прощаюсь, скоро опять увидимся.