Заповеди войны во Вьетнаме для американцев: теория и практика

Он считает себя непонятым и сам не понимает, зачем он здесь. «Ньюсуик» Нью-Йорк
___________________________________________________________________________
Демагогия и лицемерие, которыми пронизана американская пропаганда целей войны США во Вьетнаме, разоблачаются сразу же, стоит лишь сопоставить официальную фразеологию с действительным положением вещей. Это понял корреспондент западногерманского журнала, сравнивший девять заповедей, которыми якобы должен руководствоваться американский солдат во Вьетнаме, с тем, как агрессоры в военной форме США ведут себя на самом деле.


_______________________________________________________________________________________________________
«Солдаты США выполняют благородную миссию». «Солдаты США защищают в Вьетнаме демократию». Немало таких речей произносят в Вашингтоне. На дале это миссия грабителя, нагло забравшегося в чужой дом. Это защита каннибальского права убивать людей, "вина" которых состоит лишь в том, что они сами хотят решать свою судьбу и борются против непрошеных гостей.





Герман Шрайбер. «Шпигель»*, Гамбург.
«Вьетконг будет стараться восстановить против вас вьетнамский народ. Вы можете противопоставить ему понимание и великодушие в общении с народом». (Вступление к девяти заповедям, которые получают все американские солдаты во Вьетнаме).

1-я заповедь: «Не забывайте, мы здесь гости. Мы ничего не требуем и не претендуем на особое отношение».
Они там, по они там не останутся. Они воюют, но не победят. Они защищают народ от опасности, которой этот народ не признает. Они здесь гости. Они здесь чужие. Они не могут перейти улицу без того, чтобы юнцы не предложили им шепотом краденое военное имущество из армейских запасов, хлам по бешеным ценам, пачки фальшивых денег в обмен на настоящие доллары, порнографическую книгу, «номер с девочкой». Они живут в палаточных городах, огражденные артиллерией которая для острастки вслепую ведет огонь по зеленым зарослям. Они живут с винтовкой на боевом взводе, укрывшись за мешками с песком, в оборудованных дотах и даже в Сaйгoне в зарешеченных барах.

С тех пор, как они здесь Сайгон - этот бывший провинциальный театр французского колониализма - превратился в театр марионеток. Здесь «гостит» труппа из-за океана с колоссальным реквизитом и большим количеством местных статистов. Здесь непрерывно ставят Теннесси Уильямса: огнедышащую драму о тщетности и притеснениях, о грубом насилии и скрытой добродетели. Они действительно не предъявляют никаких требований. Hикто и не смог бы их здесь выполнить. И они не претендуют на особое отношение. Им и так де уйти от него. И они здесь не для того, что бы остаться. Через год после окончания срока, если они добровольно не соглашаются на сверхсрочную из отправляют домой. Некоторые возвращаются раньше. Ведь даже если они мертвы, то они все равно лишь гости в этой стране.



____________________________________________________________________________________________________________________
2-я заповедь: «Идите в народ. Свыкайтесь с его образом жизни, пользуйтесь словами из его языка и уважайте его обычаи и законы».

«Вьетнамский язык, - сказал один из моих американских коллег в Сайгоне, - напоминает кряканье уток». Во всяком случае, обычному американцу не так-то просто понимать и произносить слова на вьетнамском языке. Проще идти в народ и знакомиться с его образом жизни. Правда, и это американцам трудно, так как их никто не обязывает понимать азиатов и приспосабливаться к постоянно меняющимся условиям.

Они усвоили, например что нельзя давать беженцу, деревню которого они разрушили и который готов переселиться в соседнюю деревню, мешок цемента для нового пола. И тогда они оказываются в долгу перед всеми деревнями, жители которых прежде не знали, что пол можно делать из цемента. Они привыкают к тому, что транспорты выходящие вовремя из пункта отправки не прибывают на место, что джонки, разгружающие в гавани грузовое судно, неожиданно перестают слушаться руля и оказываются порожними, когда их находят вновь, что иногда до 40 процентов грузов, посылаемых американцам, не попадает в пункты назначения, а оседает на черном рынке.

Быть может, когда-нибудь они поймут, что нельзя добиться стабильности там, где правит хаос, пробудить в жизни сопротивление там, где господствует пораженчество, и наладить честное административное управление, где коррупция стала частью жизненного уклада.


Таков обычный для американских солдат способ общения с народом.

Вьетнамский полицейский перед моей гостиницей, который может по-английски и по-французски рассказать, как плохо оплачивается его труд, весьма удивлен, когда его eвpoпейский собеседник спросил, почему он ничего не предпринимает против молодого человека, который только что поставил у тротуара свой велосипед в громко предлагал «номер с девочкой» «Но ведь это же сослуживец, - сказал полицейский. - Он сегодня свободен от службы и немного подрабатывет».

3-я Заповедь: «Относитесь к женщинам вежливо и с уважением»
Большинство баров в Сайгоне открывается уже утром. Ночной жизни мешает комендантский час. До одиннадцати часов вечера все должно заканчиваться. На улице Рю Катине уже давно стали редкостью портные, парикмахерские салоны в художественные мастерские. Пропорционально росту численности войск здесь одно за другим возникают предприятия по удовлетворению «потребностей» солдат. Здесь зона соприкосновения солдатчины с проституцией, так же неотделимой от войны, как порох от свинца. Мрачная, безымянная и лишенная каких бы то ни было приличий. Отсюда берет своё начало все то, чего не позволяет себе воспитанный человек. Здесь мораль постоянно в осадном положении, а ее нормы действенны не более, чем дорожные знаки во время танкового наступления. Американцам не нравится, что вьетнамские женщины, обладая безукоризненными формами, отличаются большой расчетливостью. Они дарят американцам свою благосклонность скорее из-за жестокой нужды, чем по собственному желанию.

4-я заповедь: «Устанавливайте личные дружеские контакты с солдатами и простыми людьми».
Вьетнамцы между собой называют американцев «крупными человекообразными обезьянами». Американцы именуют вьетнамцев не иначе как оборванцами. Американец, желающий найти друзей среди своих вьетнамских соратников по оружию, сталкивается с уставшими волками, которые служат в три раза дольше, чем он, получают меньше, чем служанка в Сaйгоне, и из года в год дезертируют десятками тысяч. Обращаясь к простому люду, он видит апатичные лица, привыкшие воспринимать войну как стихийную катастрофу, которую нужно пережить. Американец считает, что его не понимают, что он брошен на произвол судьбы, что он обманут. В конце концов это не его народ.

И если вьетнамцы не проявляют никакого энтузиазма в этой борьбе, зачем она американцу? Если же у него нет ничего общего с вьетнамцами в этой войне, что остается? Все, что хоть как-то связывает американцев и вьетнамцев, так это интерес к мотоциклам «Хонда», по крайней мере в Сайгоне, где на них можно ловко лавировать в хаосе уличного движения, предварительно их украв. Именно в этом пункте некоторые вьетнамцы от случая и случаю чрезмерно преступают понятие об общности интересов. Согласно заметкам в сайгонской печати, группа американцев, владельцев мотоциклов «Хонда», заявила, что впредь они будут избивать каждого вьетнамца, замеченного поблизости от их машин.

5-я заповедь:  «Право преимущественного проезда предоставляйте всегда вьетнамцами.
Каждый раз, когда он видел на дороге ребенка, он высовывался из джипа и кивал головой. Он кричал «алло» или что-нибудь по-вьетнамски, а покрытые коростой полуголые детишки бормотали ко'кэй, о'кэй», как и все вьетнамские дети, когда они видит американца. Это был негр - майор, компетентное в своей части лицо по проведению кампании помощи гражданскому населению. Воинские части собирают деньги, выделяют врачей, дают консультации крестьянам жалости, по убеждению и по причине нечистой совести. Это скорее попытка домашними средствами покончить с тем парадоксальным положением, при котором хотят привлечь на свою сторону народ, поддерживающий партизан. Майор намеревался показать мне свиноферму, созданную его подразделением в соседней деревне. Когда мы подъехали к деревне, он снизил скорость.

«Нужно очень внимательно смотреть, сказал он. в первую очередь из-за детей. Иногда и это случается. Просто с ними ничего не сделаешь»

Я рассеянно кивнул. Вероятно, так происходит по всей Азии.



«Дети здесь, сказал майор, не имеют никакого представления о скорости машины. Они просто не представляют себе всей опасности. Вы понимаете?»

Он вновь кивнул, а потом остановился, чтобы помочь крошечному ребенку, который выползал из кювета.

Через два поворота майop сказал: «Здесь один парнишка, маленький такой, выскочил однажды прямо на радиатор. Ничего не поделаешь. Они просто не чувствуют опасности».

«И что произошло?» - спросил я

«Я немедленно отвез его в госпиталь. И его мать тоже. Она хотела быть с сыном. Мы сделали все возможное»

«Но мальчик умер?»

Майор кивнул. «Да, через два дня, сказал он подчеркнуто деловито. Я приходил каждый день. Мы пытались разъяснить его матери, что сделано всё, что было в наших силах».

«Вы думаете, она прости да вас?» спросил я и тотчас же пожалел об этом. Майор на секунду отпустил баранку руля и снова сжал её.

«Я хотел бы ответить на это, если бы мог, - сказал он. Я вообще хотел бы знать, что здесь думают о нас».


6-я заповедь: «Не забывайте о своей безопасности и совершенствуйте свою воинскую выучку».



«Вот тут мы кокнули двоих, - сказал офицер из информационного отдела в Ан-Кxe охрипшим от пыли голосом. Его растопыренные пальцы проворно передвигались между желтыми карандашными отметками на карте. А здесь у нас был вполне сносный бой, и здесь, и здесь...»



Таких войн американцы в прошлом не знали; это партизанская война: противник сливается воедино с народом или с джунглями; нападает, если преимущество на его стороне, и снова незаметно возвращается, когда все считают, что он разбит. Война, которая может свести с ума. Но у армейских психиатров (их 15 во Вьетнаме) значительно меньше забот с солдатами, чем в прежних войнах, как, например, в Корее или во второй мировой войне. Это ведь армия профессионалов.

Старшие офицеры и без того военные карьеристы. А большинство призванных на действительную службу решили относиться в этой войне, как к сделке, которая длится, хотят ли они этого или нет, один год. Мораль этих войск своего рода профессиональная честь, радость специалиста, чувствующего себя экспертом по обслуживанию этого чудовищного механизма. Пилоты 3-го полка 7-й эскадрильи Бьен-Хоа предлагают сбросить с точностью до 20 метров море жидкого огня своих напалмовых бомб на цель, которую они не видят. Они набили руку в этой войне.



...Со скоростью свыше 800 км в час на бреющем полете они обрушивают свой груз на противника, на которого им указывают дымовыми шашками. Бомбы сбрасываются разведывательными самолетами там, где теснимые противником наземные части просят огневой поддержки с воздуха. Они должны поразить эту точку. В противном случае они сожгут своих. Огонь напалмовых бомб брызжет из самолетов, как вода. В их огне горят незнакомые крестьяне в деревнях, которые скрывают, быть может, партизан. Так как механика нанесения ударов с воздуха не имеет стопроцентной гарантии и ошибки не исключены, то не гарантировано от уничтожения и мирное население. После таких вылетов пилоты сидят в столовой с приятной усталостью чемпиона, ожидающего своего массажиста, пьют пиво, спорят об углах атаки и ждут, пока им сообщат, что они уничтожили.

У меня сорвался вопрос, не мучают ли их угрызения совести, когда они выливают море огня на кроны деревьев, не видя, кого сжигают. В молчании, которое было ответом, чувствовалась почти что обида. Один из летчиков задумчиво покачал головой. Другой произнес успокаивающе: «Ничего, нам всегда рассказывают, что мы там уничтожили».

7-я заповедь: «Не бросайтесь в глаза слишком вызывающим или шумным поведением»
Вначале все думали, что это были партизаны, но оказалось, что это были американцы. Два американских солдата в свободный субботний вечер пили до наступления комендантского
часа, а потом добавили ещё. Наступившая на улицах тишина, та обманчивая и коварная тишина, когда слышно, как течёт в жилах собственная кровь, напугала их. Куда же, возьми, подевалась война? В таких условиях спать невозможно. Безвольное ожидание конца невыносимо. Надо было что-то предпринять. На этот раз они украли из мотопарка сапёрного батальона 25-й дивизии, расположенной на окраине города, одно из тех бронированных чудовищ, которые действуют в бою наподобие десантных судов на колесах и напоминают их даже внешне. В машине находился груз напалмовых бомб (около 125 килограммов) и несколько открытых ящиков, полных ручных гранат.

Оснащенные столь обильно, два солдата отправились в город. Ожидаемого внимания они добились в центре Сайгона, где в это время обычно находилось достаточное число патрулей военной полиции в открытых джипах с установленными на них пулеметами. Около полдюжины они подцепили на буксир, дали газ и потащили за собой, иногда превышая скорость в 70 км/час. У военной полиции не было иного выбора, кроме как стрелять в воздух боялись напалма. А если одному из джипов удавалось зайти сбоку, мощный бронетранспортер сталкивал его в кювет. Погоня промчалась через реку в китайский квартал Xoлон, обратно в Сайгон, опять в Холон, а затем в открытое поле. Там, вблизи от города, действительно были партизаны. Они напали на внешние посты южновьетнамских войск. Уже были подняты по тревоге самолеты, которые сбросили несколько осветительных бомб над угрожаемым участком. Это увидели оба американских солдата. Война снова была перед ними. И тогда они остановились.



8-я заповедь: «Не выделяйтесь в народе своей материальной обеспеченностью и привилегиями»,
Наблюдения «Сладкой жизни» итало-французском ресторане, находящемся прямо перед террасой отеля «Континенталь» Здесь часто появляется толстяк с крупной вьетнамской девушкой. На сей раз он уже слег на пьян. Но это, пожалуй, лишь подготовка и дальнейшей трапезе. Тихий американец в штатском, по моему мнению, сержант интендантской службы, его часть стоит в Сайгоне. Говорит он мало. Когда подали салат, он улыбнулся своей подруге, затем ещё раз, когда пробовал вино. Его взгляд говорил, что всё в порядке, всё подготовлено специально для него, ты удивлена, да? После спагетти ему приходиться перевести дух. Он весит не менее 100 килограммов. Цветастая рубаха натянулась у пуговиц, рукава засучены и обнажают обильную зеленую татуировку.



Конечно, они бросаются в глаза, эти тихие американцы. Конечно, они выделяются. У нет иного выбора. Они так богаты и так сильны - как же им скрыть все это? Они единственные в Южном Вьетнаме, с кем серьезно считаются. И если ведут себя так, будто им здесь всё принадлежит, так это действительно почти что так. Он смакует и процесс оплаты, этот толстяк. Все четыре официанта, обслуживавшие его должны видеть, с каким самодовольством выплачивается банкноты. Затем он с улыбкой знатока кладет руку своей спутнице к же талия, привлекает ее т образом и своему правому боку и не спеша идет и выходу. Четыре официанта смотрят ему вслед с деньгами в руках, молча, как посетители в зоопарке, не двигаясь.

9-я заповедь: «В первую очередь вы военнослужащий американских вооруженных сил и выполняете трудную задачу. Вы несете ответственность за все ваши действия, служебные и личные. Не роняйте честь свою и Соединенных Штатов».

По ту сторону реки опускались три осветительные бомбы, вырывая из ночи три светлых пятна. Красные сигнальные нити плели тонную огненную сеть между облаками и лесом. Лейтенант аккуратно сложил салфетку и выпил апельсиновый сок. По соседству в баре джаз начал слащаво тянуть «Мелодию любви» Мы познакомились вечером во время ужина в ресторане на крыше гостиницы «Мажестик», откуда удобней всего наблюдать за ночными боевыми действия ми на окраине Сайгона. Война здесь превращается в аттракцион.

«А для вас это разве не священная война?» - спросил я.

Молодой лейтенант нерешительно улыбнулся. «Я думаю, что, пробыв здесь длительное время, нельзя не заметить, что мы столь же мало боремся за самоопределение и свободу для вьетнамцев, как и вьетнамцы за поддержку Запада в борьбе против коммунистов. Если они вообще борются»

«За что вы воюете?» - спросил я.

«Не знаю, - ответил тихо лейтенант. В том-то и дело. Мы сбрасываем напалм и мешаем отчаявшимся женщинам вернуться в свои горящие хижины. Мы распыляем химикаты против сорняков над полями в районе боевых действий и доставляем на вертолетах пенициллин больным крестьянам. Мы держим свое слово, но не знаем, перед кем, так как мы по можем различить, кто друг, а кто враг, ни по виду, ни по взглядам.

В ночном небе за рекой вновь начал тарахтеть старый двухмоторный «Дуглас», вероятно, принимавший участие ещё во второй мировой войне, подлатанный и получивший новое вооружение: две скорострельные пушки. Огненная трасса протянулась к земле наподобие соли, сыплющейся из солонки.

«Они выпускают по 16.500 снарядов за одни полет, - сказал лейтенант и напряженно уставился в окно. Прицеливаются всем самолетом».

«А их иногда сбивают совсем простым пулеметом», - добавил я. Я слышал об этом от пилотов в Бьен-Хоа

Лейтенант пожал плечами.


Рядовой Джордж Хейз размышляет о начале операции "Юнион Иллинойс", когда потери, понесенные в результате обстрела со стороны Северного Вьетнама, вынудили его перейти с должности подносчика боеприпасов на должность помощника наводчика в своей пулеметной команде

«Самое опасное в этой войне, сказал он, - это то, что приходится о ней размышлять» Лейтенант скоро должен был отправиться домой. Его близкие, - рассказал он мне, живут во Флориде, приятные люди, добрые американцы.

«Что вы будете делать по возвращении домой?»

«Я попытаюсь всё это забыть», - ответил лейтенант.


Забыть об этом невозможно. "Эпока". Милан

"Напалм и заповеди Янки". *«Шпигель» («Зеркало»). "За рубежом"


В военно-морском госпитале Бетесда в Мэриленде президент Джонсон навещает раненых солдат, 21 октября 1965


Президент Джонсон и министр обороны Макнамара на заседании кабинета министров 7 февраля 1968, в начале бурного последнего года правления Джонсона