Взлечу я выше ели, И лбом о землю трах!
Пришло в голову, что "Я качался в далеком садуНа простой деревянной качели,И высокие темные елиВспоминаю в туманном бреду."это явный привет Сологубу, В тени косматой елиНад шумною рекойКачает чёрт качелиМохнатою рукой. Погуглил, и нашел главу из книги,где походу припоминают еще два текста с тем же мотивом А я вверяюсь их заботе,Мне холодно, я спать хочу;Подбросило на повороте,Навстречу звездному лучу.Горячей головы качаньеИ нежный лед руки чужойИ темных елей очертанья,Еще невиданные мной(страшненькое, кстати, стихотворение,хотя Мандельштам вряд ли это имел в виду).И у Сологуба Помнишь, мы с тобою селиНа шатучие качели,И скрипучая доскаПокачнулася слегка.За холмами две свирелиПро любовь нам сладко пели,И по воле ветеркаДва мелькали мотылька.Словно в детской колыбелиМы качалися и пели,И была твоя рукаНа губах моих сладка.* * *Заканчивается глава Анненским, которыйнад этим беснованием с елями и качеляминезримо присутствует и даже явственно нависает ("Не то у Сологуба. Его качели - самые настоящиекачели. Это - скрип, это - дерзкое перетирание конопли,это - ситцевая юбка шаром, и ух-ты! Но здесь уже дело не всамом Сологубе, а в свойстве того языка, на котором былакогда-то написана и гениальная пушкинская ``Телега'').Привет Comments
Пришло в голову, что
"Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду."
это явный привет Сологубу,
В тени косматой ели
Над шумною рекой
Качает чёрт качели
Мохнатою рукой.
Погуглил, и нашел главу из книги,
где походу припоминают еще два текста с тем же мотивом
А я вверяюсь их заботе,
Мне холодно, я спать хочу;
Подбросило на повороте,
Навстречу звездному лучу.
Горячей головы качанье
И нежный лед руки чужой
И темных елей очертанья,
Еще невиданные мной
(страшненькое, кстати, стихотворение,
хотя Мандельштам вряд ли это имел в виду).
И у Сологуба
Помнишь, мы с тобою сели
На шатучие качели,
И скрипучая доска
Покачнулася слегка.
За холмами две свирели
Про любовь нам сладко пели,
И по воле ветерка
Два мелькали мотылька.
Словно в детской колыбели
Мы качалися и пели,
И была твоя рука
На губах моих сладка.
* * *
Заканчивается глава Анненским, который
над этим беснованием с елями и качелями
незримо присутствует и даже явственно нависает
("Не то у Сологуба. Его качели - самые настоящие
качели. Это - скрип, это - дерзкое перетирание конопли,
это - ситцевая юбка шаром, и ух-ты! Но здесь уже дело не в
самом Сологубе, а в свойстве того языка, на котором была
когда-то написана и гениальная пушкинская ``Телега'').
Привет
"Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду."
это явный привет Сологубу,
В тени косматой ели
Над шумною рекой
Качает чёрт качели
Мохнатою рукой.
Погуглил, и нашел главу из книги,
где походу припоминают еще два текста с тем же мотивом
А я вверяюсь их заботе,
Мне холодно, я спать хочу;
Подбросило на повороте,
Навстречу звездному лучу.
Горячей головы качанье
И нежный лед руки чужой
И темных елей очертанья,
Еще невиданные мной
(страшненькое, кстати, стихотворение,
хотя Мандельштам вряд ли это имел в виду).
И у Сологуба
Помнишь, мы с тобою сели
На шатучие качели,
И скрипучая доска
Покачнулася слегка.
За холмами две свирели
Про любовь нам сладко пели,
И по воле ветерка
Два мелькали мотылька.
Словно в детской колыбели
Мы качалися и пели,
И была твоя рука
На губах моих сладка.
* * *
Заканчивается глава Анненским, который
над этим беснованием с елями и качелями
незримо присутствует и даже явственно нависает
("Не то у Сологуба. Его качели - самые настоящие
качели. Это - скрип, это - дерзкое перетирание конопли,
это - ситцевая юбка шаром, и ух-ты! Но здесь уже дело не в
самом Сологубе, а в свойстве того языка, на котором была
когда-то написана и гениальная пушкинская ``Телега'').
Привет
