Кто тут крайний? Центристские партии в погоне за голосами используют антимигрантскую риторику и... теряют электорат

Тема миграции — одна из центральных на коалиционных переговорах ХДС/ХСС и СДПГ в Германии. Обе партии высказываются за ужесточение миграционной политики. И парадоксальным образом тем самым способствуют росту популярности своих конкурентов — ультраправых из «Альтернативы для Германии», отмечают социологи. Примеры других стран, например Великобритании и Швеции, свидетельствуют о том, что такая стратегия старых больших партий приводит к потере симпатий избирателей и нормализации праворадикального дискурса. Исследователи предупреждают: «перехватить» у радикалов их электорат не получится и до тех пор, пока традиционные партии в Европе не откажутся от ультраправой риторики целиком, правый уклон будет нарастать.

Мар 25, 2025 - 14:34
 0
Кто тут крайний? Центристские партии в погоне за голосами используют антимигрантскую риторику и... теряют электорат

Долгие годы в Германии действовал так называемый «фаервол» (в других странах иногда «санитарный кордон»), то есть неформальное соглашение всех традиционных партий не сотрудничать с ультраправыми. Однако перед февральскими выборами в бундестаг он оказался близок к демонтажу из-за лидера Христианско-демократического союза (ХДС) Фридриха Мерца. Будущий канцлер ФРГ, чья партия неизбежно побеждала на выборах, вступил в ситуативный альянс с ультраправыми из «Альтернативы для Германии» (АдГ) по жесткому законопроекту против неконтролируемой миграции.

Мерц, вероятно, пытался «перехватить» у ультраправых миграционную тему и переманить на сторону ХДС избирателей АдГ. Но вышло скорее наоборот: христианские демократы потеряли как минимум два процентных пункта в предвыборных опросах.

Возможно даже, именно эта ошибка объясняет снижение поддержки ХДС с 30–32% в январских опросах до 28,5% на самих выборах. И это не новость. Сотрудничество центристских и консервативных партий с крайне правыми регулярно помогает именно последним, способствуя переходу умеренных избирателей из центра на правый политический фланг.

Правые радикалы: инструкция по сборке

Политика ультраправых больше не ограничивается задворками европейской политической жизни. Скорее можно сказать, что некогда маргинальные идеи неуклонно проникают в политический мейнстрим. Этот процесс исследователи называют мейнстримингом. Его можно условно разделить на две части. Первая — это активность самих крайне правых движений, сочетающая мобилизацию на местах, то есть привлечение сторонников на местном уровне, стратегический «ребрендинг» с целью создать более приемлемый имидж и успешное использование медиа.

Вторая, не менее важная часть — это стратегические ошибки традиционных партий. Центристы и консерваторы в стремлении удержать власть нередко либо пытаются перехватить ультраправую повестку, либо и вовсе идут на сотрудничество с радикалами. Примером этого как раз и является поведение лидера ХДС Фридриха Мерца.

Популистские и радикальные идеологии не рождаются на пустом месте и не создаются искусственно. Отчасти причина их появления — в феномене протестного голосования. Избиратели, недовольные действующей политикой, качеством жизни, политическими скандалами или чем-либо еще, склонны поддерживать популистов. Они часто голосуют за немейнстримные, альтернативные движения не из согласия с их политическими программами, а скорее «назло» правящим партиям. Например, именно на волне протестного голосования против центристской коалиции в Австрии в 1980-х свою изначальную поддержку набирала ультраправая Немецкая партия свободы. Тот же фактор на фоне кризиса и растущего недоверия к власти использовала итальянская «Лига Севера» в 1990-х.

Недовольные избиратели часто голосуют за альтернативные партии просто «назло» партиям правящим

Выскочив на волне протестного голосования, сформировав базу поддержки, крайне правые партии обычно пытаются расти дальше, подстраивая свои радикальные идеи и популистские предложения под актуальные события. Для АдГ, например, основной платформой стал «миграционный кризис», в котором, как оказалось, достаточно просто обвинить мейнстримные партии. Причем ни настоящие кризисы, ни какая-либо реальная связь структурных явлений (вроде иммиграции) с социальными проблемами для этого не обязательны.

Это на примере Швеции и крайне правых «Шведских демократов» показывает политолог Карл Локсбо. По его данным, поддержку этих радикалов обеспечил не рост недовольства мигрантами со стороны населения, а скорее наоборот — политическая активность ультраправых привлекла к миграции внимание шведов. Даже в отсутствие масштабных демографических изменений или национальных кризисов постоянная активность шведских праворадикалов на муниципальном уровне и их активная пропаганда постепенно повлияли на идеологические взгляды избирателей.

В прошлом избиратели «Шведских демократов» выглядели так

По мере того как основная избирательная база ультраправых становится стабильнее, а их идеи постепенно выходят в общественное поле, они начинают заниматься ребрендингом. Это не означает отказа от ключевой идеологии, а скорее подразумевает ее маскировку и избавление от наиболее неприглядных характеристик. Такую кропотливую работу над имиджем проводили, в частности, ультраправые в Германии.

Для АдГ примером такого ребрендинга стала нынешняя глава Алис Вайдель: молодая, образованная, с опытом престижной роли в банкинге, она придала имиджу партии новый оттенок. Вместе с этим партия незаметно поменяла риторику: вместо агрессивных лозунгов (вроде «Германия для немцев») они стали использовать новые, еще не ассоциирующиеся с откровенным нацизмом формулировки (вроде «ремиграции»).

Через это прошли и остальные успешные крайне правые партии в Европе. «Шведские демократы», выросшие из открыто неофашистского движения, тоже изгнали из партии открытых экстремистов, спрятали скандальные лозунги (вроде «оставим Швецию шведской!») и поменяли партийный символ с факела на цветочек. Марин Ле Пен похожим образом «перекрасила» партию своего отца, выбросив из публичной риторики отрицание холокоста, исключив из партии тех, кто оправдывал сотрудничество с нацистами во время Второй мировой войны, и отказавшись от прямых расистских высказываний. Такой ребрендинг маскирует наиболее радикальные идеи партий, позволяя их базовым антимигрантским и националистическим установкам работать дальше.

«Шведские демократы» в рамках ребрендинга поменяли партийный символ с факела на цветочек

Но всех этих усилий для прихода к власти недостаточно. Большинство европейских демократий по умолчанию дистанцировались от крайне правых и неонацистских партий, и институциональные барьеры, возведенные в послевоенный период, успешно предотвращали их появление в парламенте. UKIP, основная на тот момент крайне правая британская партия, в начале 2000-х едва набирала 1,5–3%. «Шведским демократам» до 2010 года, несмотря на десятилетия активности, ни разу не удавалось преодолеть барьер в 5%. АдГ на первых их выборах в 2013 году постигла та же участь. Однако ультраправым помогли мейнстримные политики. 

Во всем виноваты центристы?

Политологи Аурелион Мордон и Аарон Винтер утверждают, что причины недавних успехов крайне правых партий в Европе — в принятии их риторики другими политическими игроками. В статье «Крайне правые, мейнстрим и мейнстриминг» они пишут о постепенных стратегических сдвигах в политическом языке и образах: некогда жесткие границы между экстремистским и приемлемым стираются. Ультраправые проводят ребрендинг, а старые партии, безуспешно пытаясь перехватить популистскую повестку, адаптируются к ней сами и заимствуют у крайне правых элементы их языка и политики.

Ультраправые со временем смягчают свою риторику, как партия «Братья Италии» премьер-министра Италии Джорджии Мелони

Ультраправые идеи нормализуются, так говорить и вести себя уже не стыдно. Более того, исследователи считают, что чем больше центристские партии заимствуют радикальную риторику и смещаются вправо, тем радикальнее становятся сами крайне правые партии.

Чем больше центристы заимствуют радикальную риторику, тем радикальнее становятся сами крайне правые

Эту стратегию правых популистов и других радикальных партий иногда называют «политическим предпринимательством». «Предприниматели», то есть в этом случае популисты, приходят в политику с новыми центральными темами для обсуждения, акцентами и объяснениями популярных проблем, а также новой терминологией и языком. И заставляют остальных к этому приспосабливаться.

Ультраправые партии используют так называемые «стартовые проблемы» (по аналогии со «стартовыми наркотиками» — gateway issues) для того, чтобы обеспечить себе длительное влияние на политическую повестку, поясняет профессор Принстонского университета Жан-Вернер Мюллер. «Стартовыми проблемами» может быть всë что угодно, они не обязательно должны быть реальны.

Например, можно рассуждать о том, что борьба против изменений климата якобы «покушается на свободу», или нападать на меньшинства вроде трансгендерных людей, которые тут же назначаются врагами. Мюллер объясняет: из-за постоянного присутствия ультраправой риторики в политике традиционные центристские и правоцентристские партии пытаются приспосабливаться, зачастую занимая более жесткую позицию по вопросам иммиграции и безопасности. Это не только усиливает видимость ультраправых идей, но и сужает пространство для умеренных политических дебатов.

Если в 2017 году у ультраправого французского «Национального объединения» было 13,6% голосов, то на последних выборах в 2024 году — уже 33%. Поддержка правоцентристской партии президента Франции Эммануэля Макрона тем временем упала с 30 до 20%. И все это время он и его сторонники упорно работали над тем, чтобы перехватить крайне правую повестку.

В 2021 году министр внутренних дел Франции обвинил Ле Пен в чрезмерной мягкости к миграции и исламу. А в 2022 году кандидат в президенты от правоцентристской партии «Республиканцы» Валери Пекресс использовала конспирологический термин «Великое замещение», описывающий якобы намеренное «замещение» белого населения иммигрантами.

Все это дало, как объясняют политологи, совершенно противоположный эффект: легитимизировало партию Ле Пен и радикальных правых и снизило популярность Макрона, заодно увеличив популярность антимигрантских и расистских идей.

Тот же самый процесс можно наблюдать и в Швеции. C 2013 года «Умеренная партия» (местные правоцентристы) тоже пыталась присвоить антимигрантский дискурс. Министр по иммиграции Тобиас Билльстрëм от «Умеренных» начал активно работать над планами по снижению иммиграции. Постепенно закручивались гайки в требованиях для беженцев и иммигрантов, регулярно звучали заявления о связи роста преступности с иммиграцией.

В итоге к последним выборам «Умеренные» упали с 30 до 19%, а вот поддержка ультраправых «Шведских демократов» выросла с 7 до 21%. Результат — коалиция с крайне правыми вместо соцдемократов или других центристских партий, в которой практически все иммиграционные вопросы были отданы на откуп ультраправым «Шведским демократам». За первый год такой коалиции радикалы выросли до 23%, а «умеренные» упали до 16%.

За первый год коалиции центристов с ультраправыми радикалы выросли до 23%, а «умеренные» упали до 16%

Даже левоцентристские соцдемократы в Швеции пытаются использовать тему ограничения миграции, отходя от своих прошлых либеральных установок, утверждает шведская исследовательница Энн-Кэтрин Юнгар. Похожая ситуация возникла и в Бельгии. Консервативная партия «Новый фламандский альянс» (НФА), одна из крупнейших в стране, с 2009 года реагировала на рост крайне правых партий точно так же — уходом вправо и жесткой политикой по ограничению иммиграции. Эффект оказался тот же. Если в 2009 году местные праворадикалы оставались относительно незначительной силой с 9%, то теперь они получили 23% и обошли НФА в парламенте, выйдя на первое место.

Еще один яркий пример — Великобритания. Ультраправое движение в 1990-х и начале 2000-х годов там возглавляла UKIP (Партия независимости Соединенного Королевства, предшественник современной ультраправой партии Reform UK Найджела Фараджа), которая опиралась преимущественно на антимигрантскую риторику и была известна своим евроскептицизмом.

Мейнстримные партии, в первую очередь консерваторы, начали искать ответ на появление ультраправых идей и, несмотря на их непопулярность, уже к 2004 году начали постепенно пытаться перенимать повестку UKIP. Кульминацией этого стал объявленный консерваторами, во многом именно с подачи ультраправых, референдум по выходу из ЕС и его результат — Брекзит.

Премьер-консерватор Борис Джонсон обсуждает с главой Еврокомиссии, насколько жестким будет Брекзит

С тех пор консервативная партия в Великобритании все активнее движется навстречу ультраправым как в политике, так и в риторике, перенимая у них теории заговора и язык, в том числе рассказы про угрозу «культурного марксизма», обвинения миграционных юристов в «левачестве» и так далее. За последние годы консерваторы растеряли почти половину своих сторонников, в то время как рейтинг Reform UK сравнялся с лейбористами и достигает 25%. В январе они впервые опередили тори, проигравших парламентские выборы.

В Германии лозунги пришедшей на последних выборах к власти ХДС тоже стабильно сдвигались вправо. Даже местные социал-демократы (младшие партнеры правоцентристов в формируемой правительственной коалиции) в последние годы начали уходить от своей традиционно промигрантской риторики — они, безусловно, не ударились в ультраправый этнонационалистический дискурс, но все же значительно сбавили уровень поддержки иммиграции.

ХДС/ХСС и социал-демократы не готовы вести коалиционные переговоры с «зелеными» — как и (пока) с ультраправыми политиками АдГ. Но эксперты заранее встревожены результатами будущих выборов и судьбой следующей коалиции, учитывая стремительный рост крайне правых.

Есть ли рецепт против правопопулизма?

Стратегия ухода вправо, которой придерживаются современные традиционные европейские партии, очевидно, не работает. Что может быть альтернативой?

Основатель шведского продемократического исследовательского DSF Даниэл Сакс утверждает, что вместо стратегии «ультраправой мимикрии» европейским центристским политикам нужен «радикальный центризм». Пока устоявшиеся политические партии в Европе в ответ на всплеск крайне правого экстремизма принимают гибридные идеологии, подражая популистской риторике, они лишь рискуют размыть свой традиционный электорат. В реальности, по его мнению, им следует возвращаться к корням, поддерживая строгие границы между мейнстримом и экстремизмом.

Исследователи предлагают центристам «радикальный центризм» вместо «ультраправой мимикрии»

При этом проблема не только в партийной политике. Не меньшую роль в мейнстриминге играет публичный дискурс, в том числе традиционные СМИ. Хотя сами ультраправые движения часто обвиняют медиа в предвзятости и коррумпированности, на деле они играют не последнюю роль в улучшении имиджа радикалов.

В статье «Популизм, СМИ и распространение ультраправых идей» политологи анализируют материалы условно левоцентристской газеты The Guardian и приходят к выводу, что постоянное использование слова «популизм» действует как обоюдоострый меч.

С одной стороны, этот термин ослабляет более жесткие «расизм» и «экстремизм», а с другой — нормализует и усиливает ультраправые нарративы, ставя их в центр политического дискурса. Этот сторонний ребрендинг крайне правых партий как просто популистских преуменьшает потенциальную опасность ультраправых идеологий, представляя их менее угрожающими и более приемлемыми для широкой публики. По сути, такие медиапрактики, хотя и могут показаться критичными к ультраправым, способствуют медленной, но неуклонной нормализации радикальных идей.

Называя партии популистскими, СМИ преуменьшают потенциальную опасность ультраправых идеологий

Ни крупные центристские партии в Европе, ни СМИ, судя по оценкам экспертов, не планируют менять стратегию. Ускорение, которое они набрали в своем движении направо, слишком велико, и возвращение к умеренной центристской или даже консервативной политике может казаться им чрезмерно рискованным. Даже с учетом того, что анализ может свидетельствовать об обратном.